Мобильная версия сайта |  RSS
 Обратная связь
DrevLit.Ru - ДревЛит - древние рукописи, манускрипты, документы и тексты
   
<<Вернуться назад

ЮСТ ЮЛЬ

ЗАПИСКИ ДАТСКОГО ПОСЛАННИКА В РОССИИ ПРИ ПЕТРЕ ВЕЛИКОМ

3-го. Сюда прибыли из Москвы королевско-шведский тайный советник граф Пипер, генерал-фельдмаршал Рейншильд и тайный секретарь Цедеръельм, взятые в плен под Полтавою, (о чем) сказано выше.

Следует заметить, что в России ко всякому иностранному посланнику назначается небольшой караул — отчасти для почета, отчасти в качестве охраны. Солдаты такого караула никогда не сменяются — (мера) весьма разумная, ибо (благодаря ей) люди (эти) лучше привыкают к своим (обязанностям). Ежедневные смены представляют (в этом случае) вред. Таким образом в течение всего лета при мне состояли все те же (солдаты). Они были мне весьма полезны и (оказывали мне большие) услуги, ибо ими можно распоряжаться как своею челядью; все, что им ни поручается, они исполняют с большою охотой.

15-го. Ввиду предстоявших морозов, чтоб избежать плавучих льдов, флот снова (собрался) в Петербургскую гавань (и) стал разоружаться. Кампания нынешнего лета закончилась так счастливо, что о большем успехе и благословении Божием нельзя было мечтать. (В самом деле), в одно лето царь взял восемь сильнейших крепостей, (а) именно: Эльбинг, Ригу, Динамюнде, Пернов, Аренсбург, Ревель, Выборг и [211] Кексгольм — и благодаря этому стал господином всей Лифляндии, Эстляндии, Карелии и Кексгольма. (Ему) больше ничего не оставалось завоевывать. Успех был тем беспримернее, что при взятии (названных) крепостей было меньше расстреляно пороху, чем в ознаменование радости по случаю всех этих побед и при чашах в их (честь). (Такое счастливое окончание кампании) царь решил отпраздновать трехдневным торжеством. На (празднество) это были позваны как я, так и остальные пребывающие здесь (иностранные) посланники и иностранные господа. Однако (что меня касается, то) я извинился ввиду болезни груди, так как, помимо (болезни), я предчувствовал, что если три дня и три ночи буду кутить и пить, как другие, то могу поплатиться жизнью. Ибо на всех подобных пирах, лишь только соберутся гости, прежде даже чем (они) примутся пить или отведают вина, царь, по (своему) обыкновению, уже велит поставить у дверей двойную стражу, (чтоб) не выпускать никого, не исключая и тех, которые до того пьяны, что их, salvo honore, рвет. Но (при этом) сам царь редко выпивает более одной или, в крайнем (случае), двух бутылок вина, так что на столь многочисленных попойках я редко видал его совершенно — что называется как стелька — пьяным. Между тем (остальных) гостей заставляют напиваться до того, что они ничего не видят и не слышат, и тут царь принимается с ними болтать, стараясь выведать, что у каждого (на уме). Ссоры и брань между пьяными тоже по сердцу царю, так как из (их) взаимных укоров ему (открываются) их воровство, мошенничество и хитрости и он пользуется случаем, чтобы наказывать виновных. Таким образом оправдывается пословица: когда воры бранятся, крестьянин получает обратно (украденный) товар.

Порядок празднества был следующий:

19-го. Прежде (всего) в русских церквах отслужили молебен. Далее, в крепости и в Адмиралтействе произошла круговая пальба, (причем сделано) в три приема по 151 выстрелу. У собора царь поставил своего повара Иоганна фон Фельтена, одетого в черное платье, в широкий плащ, и (закрытого) фатою. Так как Фельтен датчанин и великий ненавистник шведов, то царь называет его в шутку шведом и при всех радостных торжествах по случаю победы над шведами заставляет его изображать (шведа). С зачерненным лицом [и], как сказано, (в черном) одеянии, (Фельтен) стоял у дверей (собора) и делал вид, что плачет. Когда входящие или выходящие спрашивали, о чем он так горюет, он отвечал: “Как мне не горевать, когда враг отнял у меня всю Лифляндию и (я лишился там) последнего своего города!” Над крепостью был поднят желтый русский штандарт. На (Неве) стоял корабль, весь увешанный по реям, мачтам и стеньгам всевозможных цветов флагами, гюйсами и вымпелами. Весь день трезвонили в колокола. У князя (Меншикова) были гости: при каждой чаше производилось по 11 выстрелов из больших пушек, [212]

(нарочно) для этого поставленных перед его домом. Вечером повсюду зажжена была иллюминация. Ночью верхнюю часть (собора), возвышающуюся над валом, убрали, где (только) было можно, фонарями; увесили множеством зажженных фонарей и флагшток, на котором каждый день развевается знамя над валом. Большой корабль на (Неве) убрался по реям, стеньгам, мачтам и такелажу гротмачты множеством горящих шкаликов. В окнах домов выставили аллегорические картины, позади которых (зажгли) большое количество свечей. Многие (дома) были увешаны снаружи сотнями фонарей. Поздно вечером сожжен фейерверк. Веселье и попойка длились до 3 часов утра.

20-го. Открывшееся накануне (празднество) продолжалось. (Город) расцветился множеством флагов и штандартов. Царь со всем двором и знатные иностранцы позваны были на обед к генерал-адмиралу Феодору Матвеевичу Апраксину. Здесь, как накануне (у Меншикова), каждая чаша (приветствовалась) 11 выстрелами из особо назначенных на то орудий. Вечером снова (осветились) те же аллегорические картины, а корабли, дома и башни повсюду (украсились) фонарями. (Однако) в этот (день) вследствие нездоровья царя веселье окончилось в 9 часов вечера.

21-го. Празднество и кутеж все продолжались. Двор и все общество было звано на (обед) к князю Черкасскому. (Князь этот) в числе других богатых князей по распоряжению царя должен жить в Петербурге. Вечером царь ходил из дома в дом к разным лицам и, как при вышеописанной рождественской “славе” в Москве, всюду ели и пили. (Царь) посетил между прочим и меня. (Было) 9 часов. (Он застал) меня в постели, так как по случаю моей грудной болезни я лежал уже в течение нескольких дней. При (царе) министров, князей и бояр было более 400 человек. Все были совершенно пьяны, за исключением одного (только) царя. Тут царь вручил мне изготовленную на железном заводе в Олонецке шпагу со стальною рукоятью и эфесом, (которая назначалась) для моего всемилостивейшего государя и короля, чтобы он мог видеть, какая работа уже может производиться русскими мастерами на (русских) железных заводах, тогда как при вступлении царя на престол по всей России не было (ни одного) железного завода и (ни одного) русского оружейника для холодного оружия. (Царь) передал мне и другую шпагу, меньших (размеров), (тоже) со стальною рукоятью, для его королевского высочества, нашего всемилостивейшего наследного принца. (Обе) эти (шпаги) я тогда (же) направил к рижскому губернатору тайному советнику Левенвольде 211, [213] (с тем) чтобы он препроводил их со шталмейстером посланника Фицтума к (датско-)королевскому посланнику в Саксонии барону Шаку для (дальнейшей) отсылки в Данию. Но потом (я) узнал, что они никогда не дошли по назначению. Умер ли в пути человек, который их вез, случилась ли пропажа по иной причине — не знаю. (Во всяком случае) ценность этих шпаг настолько незначительна, что об утрате их особенно сокрушаться нечего.

Впоследствии царь говорил мне, что по счету, который вели бывшие с ним слуги, он в тот день выпил 36 стаканов вина. По его (виду) этого, однако, никак нельзя было заметить. (Что касается) генерал-адмирала Апраксина, (то он) хвалился, что в (течение) трех дней (празднества) выпил 180 стаканов вина.

22-го. Царь, (любящий) время от времени пожить вдали от людей, уехал в сопровождении двух или трех денщиков, но куда именно и для чего, о том — ввиду всегдашнего его обыкновения (скрывать цель своих поездок) — ни тогда, ни после никто не узнал.

24-го. Царь вернулся поздно вечером. В его отсутствие я сообщил князю Меншикову и (русским) министрам полученное мною печальное известие (о том), что буря причинила большой вред рангоуту датского флота 212. Это было пересказано царю (по его возвращении), и (желая) получить точные обо всем сведения непосредственно от меня, он в темноту без фонаря в сопровождении одного только слуги пришел ко мне вечером пешком: когда же (узнал, что) меня нет дома, (что я) у вице-адмирала Крейца, то и (к нему) побежал пешком в дождь и темноту по грязной улице. (Царь) застал меня (у Крейца), и я передал ему все подробности (несчастия), которые он принял горячо к сердцу.

28-го. Князь Меншиков снова задал пир. Приглашены были я, все прочие иностранные посланники и знатные иностранцы. В этот день торжествовалась годовщина победы над шведами, одержанной русскими под Калишем в 1704 году. 213 В тот день было также [214] рождение сына князя Меншикова. При каждой чаше по-прежнему производилось по 11 выстрелов из больших орудий. Пьянство и тут шло чудовищное.

29-го. Царь поехал осматривать крепость Кексгольм; ввиду краткосрочности этого путешествия и недостатка в лошадях он не захотел взять с собою ни одного из министров.

Ноябрь

5-го. (До Петербурга) дошел слух, (впоследствии оказавшийся) неверным, будто датский флот одержал новую победу над шведским 214. Царь, которого я застал у вице-адмирала, был крайне обрадован этою вестью. Тут началась добрая попойка. Желая от нее устраниться, я ускользнул домой, но ко мне на дом явился за мною сам царь в то время, как я (уже) сидел (у себя) раздетый и менее всего его ожидал; мне (поневоле) пришлось следовать за ним в ночном (туалете) и туфлях обратно к вице-адмиралу и пить там до поздней ночи.

9-го. Вечером один морской капитан и один капитан Преображенского (полка) приезжали ко мне в открытом экипаже, запряженном 6 лошадьми, с приглашением на бракосочетание герцога Курляндского с племянницею царя царевною Анной, назначенное во вторник.

10-го. Великий канцлер прислал ко мне одного человека с (неким) капитаном Преображенского полка (просить) выбраться из моего дома ввиду(-де) того, что в настоящее время в нем хочет жить сам (хозяин), генерал-майор Долгорукий. (Но) я (и то) все лето должен был для значительного числа моих людей нанимать в разных частях города на свой счет комнаты. Несмотря (на это), я спросил, где мне отведут другой удобный дом. (Тогда) мне указали на дом всего в четыре комнатки, имевшие лишь один (общий) ход и с темною кухонькой, где нельзя было готовить ввиду крайней опасности от пожара. Вследствие этого я от (новой квартиры) отказался, (сославшись на то), что с 26 лицами (находящимися в моем услужении:), я никак не мог бы в нем поместиться. Мне предложили (другой) дом; (но) здесь вовсе не было кухни, (не было) и комнат для моих людей; (вдобавок дом) еще строился, а потому двери были без замков и ни одно окно не прилажено; в оконных (рамах), еще не вставленных, (стекло заменяла) слюда. Я и в это помещение отказался перебраться на зиму, (но) присланный капитан заявил, что меня переселят силою. Я (же) возразил, что действия его падут на [215] его ответственность, а что я ни добром, ни по принуждению до тех пор никого не впущу в свой дом, пока мне не отведут (другого), более удобного. Ибо (и) теперешнее мое помещение настолько плохо, что (менять его) на худшее я (ни за что) не соглашусь. Затем я велел поставить у моих дверей двойной караул и запереть ворота на запор. Но дело на том и кончилось.

Невозможно описать, как мало заботятся (русские) о (тех) удобствах для иностранных (и датских) посланников, которые они должны бы им предоставлять как по обязанности, так и ввиду предупредительности, с какою в Дании относятся к (собственным) их посланникам. О чем бы ни случилось просить у (русских) — о помещении ли, дровах, (суточных) и т. п., — (посланник) вынужден таскаться к ним и кланяться, как будто состоит в (русском) подданстве, и все-таки ему не удается добиться и половины того, на что он имеет право. Если же всякий раз жаловаться своему государю, то (на такую переписку) потребовалось бы гораздо больше времени, чем на ведение остальных дел, для которых послан (посланник).

Отсутствие почты чрез (Россию) представляет в Санкт-Петербурге большое неудобство. Отправлять из Петербурга письма можно только с русским гонцом, (которого) приказ когда заблагорассудит посылает в Мемель, ближайший город, откуда идет почта. Нередко, (в тех случаях) когда я больше не мог ждать (:ибо порою в течение двух-трех недель не посылалось курьера:), (русские) на мой запрос, нельзя ли мне отправить письма, отвечали, что им (и) самим(-то) писать не о чем, и я (поневоле) должен был удовлетвориться подобным (ответом), временно прекращая обязательную всеподданнейшую переписку с моим государем, пока это соответствовало видам приказа.

11-го. Царь написал собственноручное (письмо) в Москву к вице-патриарху, митрополиту Рязанскому, приглашая его приехать в Санкт-Петербург для обвенчания герцога Курляндского с царевною (Анной). Однако (митрополит от этого) отказался, ссылаясь на свою немощность и (слабое) здоровье, не дозволяющие ему предпринять столь дальнее путешествие. Тогда царь выписал из Москвы другое (духовное лицо), субректора тамошней русской патриаршей школы Стефана Прибыловича, которому по приезде его в (Петербург) было приказано обвенчать герцога Курляндского с царевною. (Прибылович) возразил, что не имеет на это права, что каноны и церковные правила воспрещают такие (браки), и в подтверждение того, что (православные) не должны вступать в супружество с лицами других исповеданий, привел различные тексты (Священного) Писания, между прочим те (места) Ветхого Завета, где Бог воспрещает детям Израиля сочетаться браком с язычниками и хананеянами, а в Новом Завете указал на 2-е (послание) к Кор(инфянам), VI, 14, 15 и 16. И сколь [216] часто царь к нему ни посылал, он остался при (своем) мнении. Чтоб не ссориться в военное время с духовенством, которое в России упрямо и невежественно и, кроме того, легко могло бы увлечь (за собою) куда угодно простонародье, царь [более не настаивал 215 и] приказал совершить венчание своему духовнику, архимандриту Феодосию Яновскому, игумену Хутинскому 216. При этом царь спросил (Яновского), знает ли он по-латыни (:ибо между царем и герцогом Курляндским было условлено, что брак будет совершен русским священником, но что при венчании обращения к жениху будут произносимы по-латыни:). (Яновский) отвечал, что он по-латыни не понимает, хотя несколько отдельных латинских слов ему и известны.

“Но если ты знаешь хоть что-нибудь, — сказал царь, — то для данного (случая) знаешь довольно: ты будешь их венчать!”.

Старика (Яновского) весьма смутило такое приказание уметь (объясняться) на латинском (языке), которому он никогда не учился, (и) он не знал что делать. (Наконец), воспользовавшись знакомством с моим секретарем Расмусом Эребо, (он) прибег к его (помощи). (Эребо) перевел главные слова венчания со славянского языка на латинский и, написав эти переводы на отдельные лоскутки бумаги, передал их (Яновскому), который положил их в (свой) требник. Сначала (Яновский) научился разбирать (на них) буквы, потом стал бегло читать (слова), пока не выучил (текста) почти наизусть.

Все живущие в Петербурге, до флотских лейтенантов включительно, были приглашены с их женами на эту царственную свадьбу. Мужчины имели собраться к 9 часам утра в доме герцога Курляндского. Согласно русскому обычаю, вице-адмирал Крейц заменил жениху брата. Царь был маршалом и в то же время (посаженым) отцом жениха; (на самом же деле) эту последнюю должность исправлял за царя князь Меншиков, так как в качестве маршала царь мог находиться лишь в одном (определенном) месте. Генерал-адмирал был (посаженым) отцом невесты, великий канцлер Головкин ее (нареченным) братом.

В это утро герцог пожаловал вице-адмиралу курляндский орден, учрежденный in memoriam et gratiam recuperatae Curlandiae 217. (Орден этот) представляет золотой крест, покрытый белою эмалью: каждый из восьми шпицов (креста) завершается (шариком) с крупную булавочную головку. [217]

В 11 часов прибыл маршал-царь. (Он) держал в руке большой маршальский жезл, с обоих концов окованный на четверть (локтя) серебром и (имеющий) наверху большую розетку из золотых парчовых лент и золотого кружева. Перед царем выступало попарно 12 музыкантов, за ними, (тоже) попарно, следовало 24 шафера: двенадцать капитанов и капитан-лейтенантов морского ведомства и двенадцать капитанов и капитан-лейтенантов Преображенской гвардии. Морские офицеры имели предхождение пред сухопутными. У каждого из шаферов на левой руке, между локтем и плечом, поверх кружевного банта была прикреплена розетка из золотых парчовых лент. Герцог Курляндский, встретив царя у своего дома, внизу лестницы, сопровождал его наверх, в залу, где собралось все мужское общество. Там на столе стояли холодные яства, которыми царь и все общество позавтракали. Затем царь, сведя жениха вниз, (посадил его) в свою шлюпку и, предшествуемый (другою, шедшею) на веслах, шлюпкой с трубачами, направился к дому князя Меншикова. За царем следовал длинный 16-весельный шлюп, более чем до половины покрытый красным сукном. Все шестнадцать (его) гребцов были в алом бархатном платье. (У каждого) висела на груди серебряная бляха в тарелку с выбитым на ней русским гербом. В (шлюпе) под балдахином сидела невеста со всеми дамами. В то время как царь находился у герцога, они держались на (веслах) в ожидании жениха. Остальной (свадебный) поезд, размещенный в сорока шлюпках, шел следом за (царевною). Князь Меншиков сам встретил жениха и невесту на пристани. (К дому его) свадьба направилась в таком порядке: впереди шла музыка со всевозможными инструментами; за (нею) шафера; потом жених между своим (посаженым) отцом и (нареченным) братом, (т. е.) царем и вице-адмиралом Крейцем; далее невеста в белом бархатном одеянии с пышным венцом из драгоценных камней на непокрытой голове и с подбитою горностаем царскою (forstelig) бархатною мантией на плечах, подол которой с боков несли два офицера. Невесту вели генерал-адмирал и великий канцлер Головкин: Спервый держал ее) за правую, (второй) за левую руку. За невестою беспорядочною толпой шли дамы. Недалеко (от пристани), вправо от пути, которого держалась свадьба, были расставлены рядами фейерверочные рабочие в разнообразных весьма забавных шутовских нарядах, с палками и ракетами в руках. Жених и невеста вместе со всем поездом вошли в часовню, (находящуюся) во дворе князя Меншикова. Бракосочетающихся маршал-царь поставил для венчания под небо из алого бархата, и царский духовник, игумен, выступив в великолепном облачении, принялся (совершать таинство) венчания по русскому обряду, на славянском языке. (Но), обратившись к герцогу, он произнес следующие слова (по-латыни): «Primum a te, Friderici Wilheime, Dux Curlandiae celsissime, qvaero, habes'ne voluntatem bonam atque incoactam, firmamque mentem assumendi tibi in uxorem hanc regalem Principissam Annam, qvam hiс [218] coram te vides?» 218 Герцог отвечал: ita! 219 (Тогда Яновский) продолжал: «Secundum a te qvaero, an non desponsatus es alij alicui sponsae?» 220 Герцог ответил: поп 221. Затем (Яновский) предложил такого же рода (вопросы) по-славянски царевне, и (певчие) пропели «Господи, помилуй», т. е. «Кирие элейсон». Далее, взяв два особо на то предназначенных царских венца из алого бархата, игумен надел один (из них) на жениха со словами: «Coronatur servus Domini Fridericus Wilhelmus, Dux Curlandiae celsissimus, servae Domini Annae, filiae lohannis Alexiewitz, Regis totius Rossiae, serenissimae in nomine Patris, Filii et Spiritus Sancti» 222, — а другой на невесту, сказав соответствующие (слова) по-славянски. Тут царь, подойдя к (венчающимся), заставил их дать друг другу на этом руку. Венец над невестою держал князь Меншиков, а над женихом царь; но так как держать столь продолжительное время руки в воздухе было трудно, то царь поручил это дело квартирмейстеру своей шлюпки, стоявшему у него под рукою, (и) вместе с тем приказал (Яновскому) поскорее кончать. Тогда (Яновский) немедленно благословил жениха словами: «Exaltare sicuti Abraham, benidictus esto sicuti Isaac et multiplicare sicuti Jacob, in nomine Patris, Filii et Spiritus Sancti» 223. (Потом) соответствующим (обращением благословил) невесту, и венчание окончилось. Других обычных (венчальных) обрядов соблюдено не было: так (бракосочетающиеся) не пили за здоровье друг друга, не (обходили) в пляске кругом (аналоя) и не держали в руке свечей. Быть может, царь нарочно это так устроил, чтобы (всеми) этими странными, чуждыми обрядами не слишком досадить герцогу, который (и без того уже) весьма неохотно согласился венчаться по русскому (чину).

Из часовни царь в качестве маршала повел молодых в свадебную залу, (где) посадил их (за стол) под балдахин из алого бархата. У них над головами висело две венца из (листьев) букса, украшенных драгоценными камнями. Кругом молодых за одним столом (с ними) сидели мать и сестры новобрачной, т. е. царица с царевнами, любовница царя и остальные дамы. В зале стояло три стола, не считая упомянутого: один (был занят) женщинами, (прочие) два мужчинами. (По обязанности) маршала царь сам служил за столом и через (посредство) своих шаферов всем распоряжался. У дома были [219] поставлены пушки, из (которых) при каждой чаше делалось по 13 выстрелов. Ложки на столах были деревянные.

После трапезы царь и шафера протанцевали сначала с молодою, потом с молодым и наконец с (посажеными) отцами и (нареченными) братьями жениха и невесты. А затем танцевали как попало кто хотел. Танцы продолжались до 11 часов ночи.

(В 11) новобрачные ушли спать. (Помещение для них было отведено) в доме князя Меншикова. И мужу, и жене шел 19 год.

Так как князь Меншиков не совсем хорошо себя чувствовал, то приготовленный на тот вечер фейерверк сожжен не был, ибо здесь все ставилось в зависимость от этого владыки мира.

12-го. Все мы снова были приглашены на дом к князю Меншикову: (в этот раз) пир задал он (сам), тогда как накануне (пировали) на счет царя. Сошлись мы в 2 часа пополудни; обедали по (вчерашнему), с (соблюдением) того же порядка, при маршале, шаферах и пр. Выпито было 17 заздравных чаш, (из коих) каждая (приветствовалась) 13 пушечными выстрелами. Чаши (эти) царь наперед записал на (особый) лоскуток (бумаги), как то здесь в обычае на подобных пирах. По окончании (обеда) в (залу) внесли два пирога; один поставили на стол, за которым сидел я, другой — на стол к новобрачным. Когда (пироги) взрезали, то оказалось, что в каждом из них лежит по карлице. (Обе были) затянуты во французское платье и имели самую модную высокую прическу. Та, что (была в пироге) на столе новобрачных, поднялась (на ноги и стоя) в пироге сказала по-русски речь в стихах так же смело, как на сцене самая привычная и лучшая актриса. Затем, вылезши из пирога, она поздоровалась с новобрачными и с прочими (лицами), сидевшими (за их столом). (Другую) карлицу — из пирога на нашем столе — царь сам перенес и поставил на стол к молодым. Тут заиграли менуэт, и (карлицы) весьма изящно протанцевали этот танец на столе пред новобрачными. Каждая из них была ростом в локоть.

После трапезы сожгли фейерверк, установленный на плотах на (Неве). Сперва на двух колоннах (загорелось) два княжеских венца; под одним стояла (буква) F, под другим А, а посредине, между венцами, V. Потом (появились) две пальмы со сплетшимися вершинами, над ними горели слова: “любовь соединяет”. Далее показался Купидон в рост человеческий с крыльями и колчаном на раменах; замахнувшись, он держал над головою большой кузнечный молот (и) сковывал вместе два сердца, лежащие перед ним на наковальне. Сверху горела надпись: “из двух едино сочиняю”. Царь, который, будучи капитаном фейерверкеров, сам устроил этот (фейерверк), (стоя среди общества), объяснял окружающим значение (каждой аллегории), пока она горела. Далее было пущено большое множество ракет, шутих, баллонов и разных водяных швермеров. (Вообще) все (было) великолепно и роскошно. [220] Затем снова принялись танцевать (и танцевали) вплоть до полуночи. Стремясь безраздельно обладать сердцем царя, князь Меншиков досадует и сердится на всякого, кому (его величество) оказывает какую-либо милость. (Вот) почему все его ненавидят и у него так мало или (пожалуй вовсе) нет друзей в России. На упомянутом пиру между ним и генерал-адмиралом за столом во всеуслышание в присутствии всех гостей и царя произошла по этому поводу великая перебранка; пущены были в ход разнообразные ругательства. У русских на их собраниях такие перебранки и руготня случаются то и дело. Так как царь сам принуждает (присутствующих) напиваться, то и не обращает на оные внимания, предоставляя их собственному течению, и бранящиеся не подвергаются его гневу и немилости. Когда двое (русских) рассердятся (друг на друга), то называют один другого вором и плутом и, (следуя) весьма распространенному здесь обычаю, плюют друг другу в лицо. Но до кулачной расправы и до шпаг их обыкновенно не допускают.

16-го. В гостях у герцога Курляндского был весь двор (и) царь-маршал со своими шаферами. На пир этот были также званы все иностранные посланники и знатные иностранцы.

17-го. Новым предлогом для пьянства послужило (то обстоятельство), что князь Меншиков по случаю своего рождения задал праздник для царя, всего его двора и знатных иностранцев. Здесь снова была здоровая выпивка. На пиру этом произошла перебранка между генерал-адмиралом Апраксиным и адмиралтейским советником камергером Кикиным. Генерал-адмирал при царе бросил в Кикина винною бутылкой. (Впрочем) дело на этом окончилось и никто более о нем не слыхал.

18-го. Царь один, (без свиты), поехал сухим путем в Кроншлот. Никто не мог открыть ни малейшего повода к такому путешествию. Вернулся он, впрочем, в тот же вечер, так как через взморье, (где) лед уже затянул фарватер, (в Кроншлот) не было ни перехода, ни переезда. Между тем под Петербургом (Нева) была еще свободна (ото льда).

19-го. В этот день дул довольно свежий ветер, и царь, как всегда, воспользовался этим случаем, чтоб покататься на своем буере под парусами вверх и вниз по (Неве). (Сегодня) царь встретил на фарватере — и завернул назад — около тридцати шлюпок, которые, вопреки изданному им здесь когда-то положению, шли при благоприятном ветре не под парусами, а на веслах. Лодки (нарушающие это положение) платят (штраф в размере) 5 рублей с весла. Означенные шлюпки будучи приведены на веслах обратно (в Петербург), были задержаны, (и с них) за провинность потребовали штраф. На одной из них, шестивесельной, шел вице-канцлер Шафиров; на двух других, десятивесельных, великий канцлер Головкин и его свита. [221] Задержали и мою десятивесельную шлюпку, на которой я послал по делу на тот берег одного из моих людей, и меня пригласили уплатить 50 р. Однако я не пожелал подвергаться (такого рода) налогу и, отговорившись тем, что самого меня в лодке не было, предоставил властям взыскивать штраф с моего квартирмейстера, если он виноват, сам же отвечать за вину другого отказался, — и так-таки ничего на заплатил, несмотря на неоднократные требования.

В этот день в (Петербург) прибыло множество карликов и карлиц, (которых) по приказанию царя собрали со всей России. Их заперли, как скотов, в большую залу на кружале; там они пробыли несколько дней, (страдая) от холода и голода, так как для них ничего не приготовили; питались они только подаянием, которое посылали им из жалости (частные лица). Царь находился (в это время) в отсутствии. По прошествии нескольких дней вернувшись, он осмотрел (карликов) и сам, по личному усмотрению, распределил их между князем Меншиковым, великим (канцлером), вице-канцлером, генерал-адмиралом и другими князьями и боярами, (причем) одному (назначил их) поменьше, другому побольше, смотря по имущественному состоянию каждого. (Лицам этим) он приказал содержать (карликов) до дня свадьбы карлика и карлицы, которые служили при царском дворе. (Эта свадьба) была решена (самим) царем против желания (жениха и невесты). Царь приказал (боярам) роскошно нарядить (доставшихся) им карликов — бывших до того в лохмотьях и полуголыми — в галунные платья, золотые кафтаны и т. п. Ибо, следуя своему всегдашнему правилу, царь (из своего кармана) и на (них) не пожелал израсходовать ни копейки. (Лица), которым было поручено их содержание и обмундировка, расшаркались, поклонились (царю и) без малейших возражений взяли (карликов) к себе.

Эту свадьбу карликов я считаю достойною описания. Произошла (она) следующим образом. 23-го царь назначил эту свадьбу на будущий вторник и с приглашением на нее прислал ко мне двух карликов; приезжали (они) на мое подворье в открытом экипаже.

25-го. Все карлики и гости собрались у царского дома рано утром. Князья и бояре разрядили своих карликов (и привезли) их с собою. (На Неве) было приготовлено множество малых и больших шлюпок. (Общество) переехало на них в крепость, где в (соборе) должно было произойти венчание. Против крепости, на пристани, царь сам расставил карликов. Жених шел впереди вместе с царем. За ними выступал один из красивейших карликов с маленьким маршальским жезлом в руке; далее (следовали) попарно восемь карликов-шаферов; потом (шла) невеста, (а) по сторонам (ее) те два шафера, что ездили приглашать гостей на свадьбу; за (невестою шли) в семи парах карлицы и наконец, чета за четою, (еще) 35 карликов. Те, которые были старше, некрасивее и рослее, заключали шествие. Таким образом, [222] во всем (карликов и карлиц) я насчитал 62 (души); (впрочем) иные утверждают, (что их было) больше. Все (они) были одеты в прекрасные платья французского (покроя), (но) большая часть, преимущественно из крестьянского сословия и с мужицкими приемами, не умела себя вести, вследствие чего шествие это и (казалось) особенно смешным. В таком порядке (карлики) вошли в крепость. Там (встретил их) поставленный в ружье полк с музыкою и распущенными знаменами; часть его стояла у ворот, другая возле (собора). (Жениха и невесту) обвенчали с соблюдением всех обрядов русского венчания; только за здоровье друг друга (из) стакана с вином (они) не пили и вокруг (аналоя) не плясали. (Церемонии) эти приказал опустить царь, так как очень спешил. Во все время, (пока длилось) венчание, (кругом) слышался подавленный смех и хохот, вследствие чего таинство более напоминало балаганную комедию, чем венчание или (вообще) богослужение. Сам священник вследствие (душившего его) смеха насилу мог выговаривать слова во время службы.

На мой взгляд, всех этих карликов (по их) типу, можно было разделить на три группы. Одни напоминали двухлетних детей, (были) красивы и (имели) соразмерные члены; к их (числу) принадлежал жених. Других (можно бы сравнить) с четырехлетними детьми. Если не принимать в расчет их голову, по большей части огромную и безобразную, (то и) они сложены хорошо; к числу их принадлежала невеста. (Наконец) третьи похожи лицом на дряхлых стариков и старух, и если смотреть на (одно их туловище) от головы и примерно до пояса, то можно с первого взгляда принять их за обыкновенных стариков нормального роста; но когда взглянешь на (их) руки и ноги, то (видишь, что) они так коротки, кривы и косы, что иные (карлики) едва могут ходить.

Из (собора) карлики в том же порядке пошли обратно к своим лодкам, (разместились) в маленькие шлюпки, гости (сели) в свои лодки, и (весь поезд) спустился к дому князя Меншикова, где должен был иметь место свадебный (пир). Там в большой зале было накрыто шесть маленьких овальных столов с миниатюрными тарелками, ложками, ножами и прочими принадлежностями стола; все (было) маленькое и миниатюрное. (Столы) были расставлены овалом. Жених и невеста сидели друг против друга: (она) за верхним, (он) за нижним столом в (той же) зале. (Как) над нею, (так) и над ним было по алому небу, с которого спускалось по зеленому венку. Однако за этими шестью столами все (карлики) поместиться не могли, а потому был накрыт еще один маленький круглый стол, за который посадили самых старых и безобразных. За столом, в сидячем положении, эти последние представлялись людьми вполне развитыми (физически), тогда как (стоя) самый рослый из них оказывался не выше шестилетнего ребенка, хотя на самом деле всякий был старше 20 лет. Кругом залы, вдоль стен, стояли (четыре) стола; за ними спиною к стене и лицом к карликам сидели гости. (Край) [223] столов, обращенный к средине залы, оставили свободным, чтобы всем было видно карликов, сидевших посреди (залы) за упомянутыми маленькими столами. За верхним из (тех) столов, (что стояли) вдоль стен, помещались женщины; за тремя остальными мужчины. Карлики сидели на маленьких деревянных скамейках о трех ножках, с днищем в большую тарелку. Вечером, когда (в залу) внесены были свечи, на столы перед карликами поставили маленькие свечечки в позолоченных точеных деревянных подсвечниках. Позднее, перед началом танцев, семь столов, за которыми (обедали) карлики, были вынесены, а скамейки, на коих они сидели, были приставлены к (большим) столам. Пока одни карлики танцевали, другие сидели на (скамейках). Приглашенные на эту комедию остались на своих (прежних) местах, за которыми (обедали), и (теперь принялись) смотреть. Тут собственно и началась настоящая потеха: (карлики, даже те), которые не только не могли танцевать, но и едва могли ходить, все же должны были танцевать во что бы то ни стало; они то и дело падали и так как по большей части были пьяны, то (упав) сами уже не могли встать и в напрасных усилиях подняться долго ползали по полу, (пока наконец) их не поднимали другие карлики. Так как часть карликов напилась, то происходило и много других смехотворных приключений: (так, например), танцуя, они давали карлицам пощечины, если те танцевали не по их вкусу, хватали друг друга за (волосы), бранились и ругались (и т. п.), так что трудно описать смех и шум, (происходивший на этой свадьбе). (Будучи) собственным карликом царя, новобрачный был обучен различным искусствам и сам изготовил для этого дня маленький фейерверк; но в тот вечер умер единственный сын князя Меншикова, поэтому праздник окончился рано и фейерверк сожжен не был. Карлик этот находился при царе в бою под Полтавою и вообще участвовал с ним в важнейших походах и битвах, ввиду чего царь очень его любил.

Обыкновенно под Петербургом Нева покрывается льдом к 25—26 ноября. В нынешнем году 26 (ноября) ледоход из Ладожского озера был так силен, что только с опасностью [для] жизни можно было переезжать в крепость на веслах.

Декабрь

2-го. В Петербург приехал собственник занимаемого мною дома, подполковник Преображенского полка генерал-майор князь Долгорукий. Так как он сам очень хотел жить в своем доме, то пришел переговорить со мною на этот счет. (Но) на вопрос, не соглашусь ли я уступить ему (свое помещение), я отвечал ему, что в данном случае могу иметь дело только с приказом, (ибо) он отвел мне дом, и что кому бы последний ни принадлежал, я не уступлю его прежде, чем мне не отведут другого удобного дома. (Я выразил), впрочем, сожаление по поводу бездействия в этом отношении приказа, (который) лишает [224] (князя Долгорукого) возможности жить в его доме. (Долгорукий) нашел, что я рассуждаю правильно. Он прибавил, что его смущает (другое) обстоятельство: князь Меншиков, к которому он явился (по этому делу), посоветовал ему продать свой дом царю за цену, заплаченную самим (Долгоруким), а именно за 1 400 ригсдалеров, с тем чтобы дом был обращен под всегдашнее жилье датских посланников. Но когда (Долгорукий) по настоянию Меншикова явился к царю с предложением продать дом, если он может угодить этим (его величеству), царь доверительно шепнул ему: “Не продай” 224. Таким образом, (Долгорукий) с одной стороны не мог получить (за свой дом) деньги, с другой лишен был возможности в нем жить. Конечно, со стороны (Долгорукого) было крайне неосторожно рассказывать мне об этом, ибо он тем обнаруживал, что государь его настолько скуп, что решился помешать покупке дома, дабы под благовидным предлогом сохранить столь незначительную сумму денег, (за каковую) датские посланники могли бы (однако) иметь постоянное более или менее удобное помещение. Это было (проявлением) великой скупости, особенно если принять во внимание, что за дом для царского министра в Дании король ежегодно уплачивает 1 000 ригсдалеров кронами.

4-го. Именины князя Меншикова были отпразднованы пиром и непомерным пьянством. Зван был туда весь двор и все карлики, в том числе новобрачные. За (обедом) сидели в (прежнем) порядке, как на свадьбе карликов 25 ноября.

В этот вечер вследствие моего отказа пить между мною и царем произошло почти такое же столкновение, как отмеченное выше под 21 мая. Нынешнее столкновение обстоятельнее и подробнее записано в книгу моих писем, которая сдана в королевскую канцелярию 225. [225]

11-го. День св. Андрея и Андреевский орденский праздник. Торжествовался он пальбою изо всех орудий в крепости и на Адмиралтейской верфи. Я поздравил с этим праздником царя. (Кавалеры) ордена (св. Андрея), а именно царь, князь Меншиков, генерал-адмирал Апраксин, посланник Фицтум и великий канцлер, поочередно собирались друг у друга, чтоб есть и пить. У царя (собрались) у последнего. Я же, (выпив) у князя Меншикова и у великого канцлера столько, что большего, казалось, (вместить) не мог, вернулся в 10 ч. вечера домой, чтобы выспаться. Однако в час пополуночи царь, заметив мое отсутствие, снарядил за мною двух (посланцев) с приказанием не отходить от меня (ни на шаг) до тех пор, пока я (за ними) не последую. К тому времени я уже несколько выспался, поэтому (мог) встать и пойти за (ними). Один из посланцев был царский майор Преображенского полка Павел Ягужинский. Как я ни клялся и ни уверял его, что одевшись отправлюсь (к царю), (как ни просил его) идти вперед, он все же не посмел меня покинуть и подождал, пока я не оделся, чтоб идти со мною вместе.

Для (иностранного посланника) в России (такого рода) попойки представляют великое бедствие: если (он) в них участвует, то губит свое здоровье; если же устраняется, то становится неугодным царю, не говоря уже о том, что (подобное его отсутствие) вредно (отзывается) на (вопросах) служебных — (на) делах его короля, часть коих приходится вершить на таких собраниях. А спастись от (необходимости) пить (на здешних пирах) невозможно. Нет таких уловок, которых я не придумывал бы, чтобы избавиться от (насильственного) спаивания. Однажды я имел (даже) доверительный (по этому предмету) разговор с царским духовником 226, (которому) обещал уплатить 500 specie-ригсдалеров на постройку монастыря или для другой богоугодной цели по собственному его усмотрению, в случае, если ему удастся убедить царя не заставлять меня пить; но я думаю, что он никогда не посмел предложить этого царю. Как-то раз беседа между мною и царем коснулась Библии. Царь с большою похвалою отзывался о великом персидском царе Артаксерксе. Тут, к слову, я сказал (его величеству), что (сам) он своим могуществом, мудростью, счастием, (короче) всем, подобен царю Агасферу 227, за исключением лишь того, что при дворе последнего на пирах царицы Астинь гостей не принуждали пить больше, чем они сами желали, и предоставляли каждому делать, что он хочет 228. Если б царь завел такой же порядок (в России), прибавил я в заключение, то все стали бы (звать) его русским Агасфером. Но царь ничего на это не [226] отвечал, только милостиво засмеялся и, взяв меня за голову, поцеловал. Нередко (заступалась) за меня и любовница царя, Екатерина Алексеевна, прося, чтоб меня пощадили; но все было напрасно. Случилась однажды (такого рода сцена). Я ходатайствовал пред царем, чтоб он (вообще) не принуждал меня пить, ибо, как он сам видит, пить много я не могу; (ссылался я) и на то, что мое поведение во хмелю внушает опасение, как бы я когда-нибудь не попал в беду или по меньшей мере не навлек на себя царскую немилость. (Но) царь возразил (на это), что никогда не вспоминает о (действиях), совершаемых (людьми) в пьяном виде, и что если я о нем (другого) мнения, то (стало быть) плохо его знаю. Тогда я попросил, чтоб (царь) хотя бы назначил мне выпивать по моим силам одну меру, (общую) для всех собраний, с тем чтоб потом меня оставляли в покое. Казалось, царь (готов был) на это согласиться; (он) спросил, сколько же я в состоянии выпить и (какую меру) желал бы (назначить)? “Литр венгерского вина”, — отвечал я. Но (царь) потребовал, чтоб я выпивал два (литра): один за его (здоровье), другой за (здоровье) его жены, как он называл стоявшую тут же Екатерину Алексеевну. Тогда я попросил, чтоб (мне) было определено полтора литра, (цельный) за (здоровье) царя и пол(литра) за его любовницу. Последняя говорила, что этого довольно, и предстательствовала за меня пред царем, но он настаивал на своих условиях, (т. е.) на двух литрах. Ввиду этого я в шутку упал на колени, (продолжая) просить (его) сбавить на полтора литра. Но и царь тоже сейчас же упал на колени, говоря, что он так же хорошо и (так же) долго может простоять таким образом, как и я. После того ни один из нас не захотел встать первым и, стоя (друг перед другом) на коленях, мы выпили по шести или по семи больших стаканов вина; затем я поднялся на ноги полупьяный. Окончательного же решения на (мою) просьбу так и не последовало.

16-го. (Какой-то) простолюдин, расхаживая по улицам со свечою, громко сзывал “желающих праздновать Николин день”, приходившийся на следующее число. (Свеча его) в верхнем (конце) была толщиною в датскую алтарную, а в нижнем с большую (комнатную) свечу. Многие подходили к простолюдину и налепляли на края свечи кто полушку, кто денежку, кто копейку. Таким способом (человек этот) собрал много денег. На следующий день свеча эта должна была гореть в (соборе) во время обедни.

17-го. (Сегодня) русские праздновали Николин день. Базарные лавки были заперты, так что ничего нельзя было купить.

Привозимые из Сибири и поступающие (в царскую казну) собольи и другие меха представляют не последний из царских доходов. (Мехами этими) ведает в Москве особый приказ — Сибирский. (Всякий) соболь на внутренней стороне, посредине, клеймится царским [227] гербом, представляющим орла с распущенными крыльями, увенчанного тремя коронами. (Клеймо налагается) черною краской. На обоих краях (шкурки) пишется по-русски, (когда и где) застрелен соболь, число, год и место; пишется это на самом краешке, чтоб никто не мог урезать шкурки — себе на пользу, а ей на порчу.

В числе разного рода неудобств здешней (жизни) следует в особенности отметить трудность добывания съестных припасов. Здесь на все большая дороговизна, так как вследствие плохих распоряжений кругом Петербурга страна разорена (и) в ней ничего нельзя достать. Четверть ржи стоит 6 ригсдалеров, или 4 рубля; ячменный солод (идет) в ту же (цену); овес (продается) по 3 ригсдалера за четверть и т. п., (словом, дорого) все, что нужно для домашнего обихода, — но хуже (всего) то, что порою (иных припасов) вовсе нет в продаже; особенный недостаток испытывался здесь в сене, овсе и дровах.

Хотя дрова и свечи обязан был доставлять мне приказ, тем не менее на самом деле покупал их я, причем вынужден был не только платить за них (из своего кармана), но и содержать для (их закупки) особого человека.

(В Петербурге) часто нельзя было достать ни пива, ни водки. О красных товарах и говорить нечего: в этом отношении ничего порядочного найти было нельзя.

Так как здесь говорится о дровах, то я кстати нахожу нужным сообщить следующее. В силу договора (русские) обязаны были отпускать мне дрова на дом и (лично) заботиться об этих (предметах) я бы собственно не должен. (:Такой (порядок) наблюдается и в Дании относительно русского посланника:). Но лишь только я приехал в Москву, (русские приказные) (взамен) дров и свечей (натурою) предложили выдавать мне ежегодно по соглашению (известную сумму) наличными деньгами на покупку означенных припасов, (которую) я должен был (производить) сам. На (предложение) это я (однако) отвечал, что желаю придерживаться (прямого смысла) договора. После того приказ (действительно) доставил мне дров на несколько дней, (но) впоследствии я ежедневно посылал просить о (дровах), причем мне отвечали (одними) обещаниями, которые никогда не исполнялись, и в конце концов, чтоб не замерзнуть, я вынужден был сам покупать (топливо). Правда, мне возместили этот расход, но (лишь) после больших хлопот (с моей стороны). Вообще всего приходилось добиваться с упорством и (претерпевая разные) неприятности. Да и чего (доброго) ждать от людей, у которых обратилось в поговорку, что действуют они, сообразуясь только с собственною своею пользой и выгодами и не хотят обращать внимания на то, хорошо или дурно о них отзываются? Слова эти я не раз выслушивал на конференциях в ответ на мои заявления касательно [228] оценки известных (их) действий чужеземными государями и властителями, незаконность каковых (действий) они сами отрицать не могли и оправдывали только вышеприведенным (своим правилом).

21-го. Ночью в Петербурге было повсюду такое наводнение, что многие должны были выбраться из своих жилищ. Вода залила все погреба, причем пиво и всякие другие запасы подверглись порче. В этом смысле пострадал и я. Строевой лес и лодки подмывало (вплотную) к домам (и) носило по улицам, так что всякие (сообщения) прекратились. Здесь уместно сказать, что три года тому назад царь обнародовал постановление, под страхом смертной казни воспрещающее присваивать (чужой) лес или другое (добро), (уплывшее) при подобных наводнениях, которые случаются (в Петербурге) почти ежегодно. (Добро), очутившееся, когда спадет вода, на чужой земле, должно быть возвращаемо настоящему собственнику.

22-го. Так как царь в течение некоторого времени, против своего обыкновения, безвыездно сидел дома, чтобы лечиться, и я (вследствие этого) долго его не видал, то я стал искать случая повидаться с ним. (Стоило это мне) немалых хлопот; впрочем, при содействии одного из царских денщиков, я таки достиг (цели) и застал (царя) дома — неодетым, в кожаном, как у ремесленника, (фартуке) сидящим за токарным станком. (Царь) часто развлекается (точением) и, путешествуя, возит станок за собою. В (этом) мастерстве он не уступит искуснейшему токарю и даже достиг того, что умеет вытачивать портреты и фигуры. (При моем посещении) он временами вставал из-за станка, прогуливался взад и вперед по (комнате), подшучивал над стоявшими кругом (лицами) и пил (с ними), а также (порою) разговаривал то с тем, то с другим, (между прочим) и о самых важных делах, о каковых удобнее всего разговаривать (с царем именно) при подобных случаях. Когда (же) царь снова садился за станок, то принимался работать с таким усердием и вниманием, что не слышал, что ему говорят, и не отвечал, а с большим упорством продолжал свое дело, точно работал за деньги и этим трудом снискивал себе пропитание. В таких случаях все стоят кругом него и смотрят, (как он работает). (Всякий) остается у него сколько хочет и уходит, когда ему вздумается, не прощаясь 229.

Любопытно отметить следующее. По высочайшему приказанию его королевского величества я должен был заключить со здешним двором договор по одному предмету 230 и имел на то особое [229] полномочие за собственноручною (подписью) короля. Но (прислали) мне это полномочие нашифрованным, чтобы в случае, если б оно было перехвачено дорогою, его не могли прочесть. Ввиду этого царские тайные советники и министры требовали, чтобы на его обороте я привел его содержание расшифрованным, засвидетельствовав при том, что эти написанные на обороте слова соответствуют нашифрованному (тексту). (Однако) я не согласился на том основании, что если б сообщил разобранное содержание хотя бы (этого одного) документа, (русским) нетрудно было бы открыть остальной (ключ шифра). (Министры) возражали, что особенной беды в этом не было бы, так как между королем и царем не должно существовать никаких тайн. Но я не поддался на такой неосновательный довод и предложил представить им ту же засвидетельствованную моею подписью копию с королевского полномочия, (только написанную) на особом листе бумаги; со своей стороны и они могли бы дать мне список с (соответствующего) царского полномочия им, (засвидетельствованный) их подписью. Предложение это было принято (русскими). Когда этот спорный (вопрос) был (таким образом) разрешен, возникло новое (недоразумение). Я доказывал, что так как в одном экземпляре (договора) королевское имя предпослано царскому, а в другом царское королевскому, то в первом мое имя должно предшествовать имени царских министров, а (во втором) vice versa 231. (Министры) упорствовали, ссылаясь на то, что один из (них) граф и великий имперский канцлер, другой барон и имперский вице-канцлер, а что я всего-навсего морской командор. Я же утверждал, что несмотря на различие наших заслуг мы в деле заключения настоящего союза равны, ибо в одинаковой степени являемся plenipotentiariis 232, или уполномоченными наших государей. В конце концов они уступили и требование мое было исполнено. При подписании (договора) поднялся (еще один), третий спор: (русские) потребовали, чтоб (на обоих списках) я подписался ниже их; я же (опять-таки) стал доказывать, что на том экземпляре, где король назван прежде царя, подпись моя должна предшествовать ихней, а (на другом) — vice versa. На это они ни за что не хотели согласиться; со своей стороны, и я не хотел уступить в (моем требовании), которое само по себе было справедливо, тем более что не сомневался, что с их стороны дело из-за этого не расстроится и что то была лишь попытка возвеличить свою честь. В заключение (министры) придумали следующую уловку: (на обоих экземплярах) великий канцлер подписался и приложил свою печать на последнем месте; выше его подписался и приложил печать вице-канцлер, а на первом месте — я. Чрез это (русские) как [230] бы хотели намекнуть, что последнее (место) они считают первым (и обратно). Против этого я не возражал. Конечно, с жидовской или еврейской точки зрения (имена) их (действительно) занимают первое место, но по всеобщим европейским христианским правилам, наблюдаемым при подписании трактатов, в обоих списках на первом месте стоит мое (имя), (а потому) я легко удовлетворился таким (решением вопроса), им же предоставил утешать себя (мыслью) о воображаемой победе на жидовский манер.

24-го. Я послал (по почте) целую кипу писем, содержавших с обложками 233 31 1/2 листа. Почтовый расход вышел порядочный. Производил я такие расходы на свой (счет); они мне не возмещались.

Любопытно, что иностранным посланникам при русском дворе редко удается добиться письменного ответа (на их предложения), (хотя) в серьезных делах (такой именно ответ) и представляет особенную важность. Происходит это главным образом от того, что (русские) боятся связывать себя письменными (обещаниями), ибо (при одних словесных ответах), за отсутствием документальных доказательств, они могут поступать (как им вздумается), согласно или вопреки (обещанному). Посланник короля польского Фицтум, получив на конференции от царских министров по одному делу устный ответ, (никак) не мог добиться, чтоб тот же (ответ) был дан ему на письме. Ввиду (несогласия на это министров) он потребовал от них (удостоверения) за их подписью (в том), что они отказали ему в письменном ответе, а равно подтверждения точности посылаемого (Фицтумом) своему государю отчета о (переговорах с ними) и об их устном ответе. Такое свидетельство согласно его желанию и было ему выдано. Сообщаемые (подробности) передавал мне сам Фицтум. Я ничего ему не возразил, но про себя решил, что (в данном случае) обе стороны поступили весьма опрометчиво. (Ошибка) Фицтума (заключалась в том), что он, так сказать, взял от чужих министров верительную грамоту к собственному своему государю, как будто не пользовался у него доверием и без (их) свидетельства. Что касается царских министров, то и они равным образом проявили крайнюю неосторожность. (В самом деле), в донесении, к которому было приложено их удостоверение, (Фицтум) мог написать своему государю такие вещи, коих (русские) никогда не обещали, (а между тем) впоследствии ввиду этого собственноручного (удостоверения) они оказались бы обязанными (их исполнить). (Таким образом), документ этот представлял гораздо более, чем дословный засвидетельствованный их подписью (протокол) устно договоренного (между министрами и посланником).

Замечательно, что русский как для самого себя, так и по найму, для другого, не брезгует сдирать шкуру с павшей скотины, [231] сволакивать ее со (двора) и чистить печные трубы. (Относится он к этим занятиям) так, как и ко всякой другой обычной работе по хозяйству 234.

Ниже приводятся славянская и русская (азбуки) 235 — как та, что употреблялась прежде, в старой печати, так и изобретенная царем и употребляемая в новой 236. Кроме того, указаны всевозможные очертания букв, употребляемые в искусстве рукописания. Вдобавок против каждой буквы обозначено ее название, звук и числовое значение, ибо вместо цифр русские употребляют буквы 237.

Относительно счета у русских надо отметить (следующее): ввиду того, что счисление буквами, как можно видеть (из приведенной) выше (таблицы), доходит только до 900, (для обозначения тысяч) под (известною) буквой пишется или печатается знак:  (тогда) буква означает столько тысяч, сколько без знака она означает единиц; напр.,  значит один, а  значит тысяча,  значит два, но с упомянутым знаком внизу означает две тысячи и т. д.

Таким образом в прежние времена счисление в России производилось буквами, как некогда у римлян и у греков, но нынешний царь, изменивший за время своего царствования все к лучшему, ввел также в употребление в своем государстве принятое у прочих народов счисление цифрами. Кроме того, как уже сказано, вместо старых печатных букв он придумал новые, большая часть которых похожа на латинские и голландские. Этими (новыми) буквами, которые красивее прежних и легче выучиваются и запоминаются приезжающими в его государство иностранцами, ежедневно печатаются и уже напечатаны многие книги. Я купил несколько таких (книг); они и до сих пор находятся у меня.

За (1710) год я больше ничего не имею сообщить. Остается только возблагодарить (все)благого Бога за Его милосердие и за благополучное и счастливое завершение этого года, (обратиться к Нему) с горячею молитвой об избавлении на будущее время от всяких несчастий, в ряду которых чрезмерное пьянство занимает не последнее место.

FINIS [232]

1711 год

Январь

4-го. От царского посла в Турции (в качестве) первой новогодней новости получена недобрая весть, что турецкий султан велел проповедовать войну против России. (Весть эта) вызвала здесь большое огорчение. Царь тотчас же сделал нужные распоряжения и приказал генералам и офицерам армии и флота быть готовыми к походу против турок. Вследствие означенной вести русские так пали духом, что ходят как расслабленные, как (впрочем) с ними бывает после долгого поста, (а) в это время (т. е.) — 5-го — (день) этот по русскому стилю приходится на Рождество — кончился шестинедельный пост. (Рождество) торжествовалось поднятием желтого штандарта, пальбою из орудий с вала и (обычною) русскою “славой” из дома в дом, о которой (я) говорил (в дневнике) за прошлый год. (Теперь) она являлась для (русских) необходимостью — чтобы заглушить в них чувство огорчения, (вызванное) только что полученным известием о нарушении мира.

8-го. Нева покрылась толстым слоем ладожского льда. Такая поздняя остановка реки представляет случай весьма редкий и исключительный, которого здесь не запомнят: обыкновенно (Нева останавливается) 25 или 26 ноября.

9-го. Мороз был так силен и за одну (эту) ночь (так сковал реку), что сегодня как я, так и другие (лица) уже ездили через нее в санях на лошадях. В этот день мне нужно было съездить на тот берег по одному важному делу.

10-го. Люди мои, которых, как сказано выше, я посылал в Архангельск за выписанными мною из Копенгагена припасами, вернулись (в Петербург). В пути от Архангельска до Лодейного Поля они подвергались разным опасностям. Затем, несмотря на законные подорожные и указы о предоставлении им повсюду даровых подвод, (в Лодейном Поле) оных под мое добро им не дали, потому что местному коменданту запрещено было давать лошадей кому бы то ни было. Таким образом, русские по-видимому более не оказывают иностранным посланникам прежнего внимания. Вследствие такового (промедления), когда я привез часть этих припасов на собственных отсюда высланных лошадях, (оказалось, что) большая их часть была повреждена морозом. Следовательно, не стоило (тратить) деньги и труд на то, чтобы что-нибудь выписывать, (и это) тем более, что (иностранный посланник) в России никогда не знает, пробудет ли он на одном месте хотя бы только шесть месяцев подряд. Так и в настоящем случае: едва успел я получить припасы для моего хозяйства, как должен был ехать из Петербурга в Москву. Путешествие моих людей в Архангельск и обратно и (перевозка) клади обошлись мне в 200 с лишком ригсдалеров specie. [233]

12-го. В этот день русские, придерживаясь старого, так называемого Юлианского, стиля, празднуют Новый год. Все министры были званы на обед к князю Меншикову. В числе других (гостей) присутствовали также шведы: граф Пипер, генерал Рейншильд, генерал Левенгаупт и секретарь Цедеръельм. Граф Пипер, несмотря на все несчастия, постигшие как его (самого), так и его государя, хвастал и говорил так необдуманно, что нетрудно было заключить, что он особенным умом не отличается. (Что касается) Рейншильда и Левенгаупта, (то) из их разговора, напротив, можно было заметить, что не поступаясь должным уважением к своему государю и королю, они все же лучше умели сообразоваться с обстоятельствами.

В полдень, по окончании служения, с (крепостного) вала и на Адмиралтейской верфи выпалили изо всех орудий, (а) вечером как раз против окон герцога Курляндского был сожжен фейерверк.

13-го. Герцог Курляндский покинул (Петербург). Вследствие недостатка в лошадях он вынужден был оставить (здесь) более половины своих людей и вещей, за коими имел в виду выслать впоследствии тех самых лошадей, на которых выехал. Герцог пустился в путь больной. Причинами (его нездоровья) были чрезмерное питье и разные испытанные им в Петербурге неприятности. Так, например, князь Меншиков постоянно местничался с ним и вообще при всяком (случае) делал ему обиды, какие только мог измыслить. Перед отъездом из Петербурга из обещанных по свадебному договору 100 000 рублей герцог получил всего 50 тысяч, (да и то лишь) после долгой беготни, канюченья и (раздачи) многочисленных подарков. На этих (50 тысячах) герцогу пришлось помириться.

14-го. Батальон Преображенского полка, живший здесь на зимних квартирах, ушел в Москву.

18-го. Выше было сказано, что я получил из Архангельска известное количество припасов для моего хозяйства. Но так как мне предстояло ехать в Москву и я знал, что вино и другие припасы, если б я взял их с собою, подверглись бы дорогою порче вследствие сильного мороза, то я пригласил к себе кушать царя со всем его двором, министрами, генералами, адмиралами, офицерами, а также всех находящихся здесь иностранных посланников, во всем более ста человек. На этом пиру (гостями) и их слугами — последних здесь приходится угощать и спаивать так же, как и их господ, — было выпито 100 литров secq (венгерского?), 100 литров шампанского, 100 литров бургонского, 100 бутылок английского пива и (сверх того) целая бочка французского вина “Croix du Mont” 238, — так что пир этот стоил мне более 500 ригсдалеров.

26-го. Получена печальная весть (о смерти) герцога Фридриха-Вильгельма Курляндского. Умер (он) в Дудергофе, в 30 верстах от [234] (Петербурга). В тот же день вдова его, герцогиня, вернулась со своею свитой в (Петербург). Тело (покойного), брошенное на две доски, оставалось в Дудергофе до тех пор, пока не представилась возможность отвезти его в Курляндию.

В этот день меня посетил упоминаемый выше духовник царя. Смерть герцога послужила (нам) поводом к разговору о (состоянии) человеческой души после смерти. Царский духовник объяснил мне, что по верованиям (как) его (самого), (так) и всех (православных) душа человека по выходе из тела в течение сорока суток носится кругом его останков, прежде чем лететь на небо или в преисподнюю; о чистилище (русские) не упоминают — они в него не верят. На таковое пребывание (души возле тела) духовник указывает как на причину того, что панихиды по умершем служатся в самый день его смерти, затем на 3, на 9, на 20 и на 40 день. Впоследствии (заупокойные службы совершаются) ежегодно в годовщину смерти покойного до тех пор, пока остается кто-либо, желающий расходоваться на милостыни, молитвы, обедни и тризны. Русские говорят, что душа человека, в сущности, летит на небо, но по дороге встречает разные великие и тяжкие грехи, которые совершил этот человек: убийство, воровство, прелюбодеяние, разбой и т.п. (Грехи) эти мешают полету души на небо, (но) молитвы живущих, по верованию (русских), устраняют их, разве только умерший такой безбожник, что повинен в семи подобных грехах и душа его остановлена на (своем) пути семь раз. На (судьбу) такой (души) заупокойные обедни не имеют ни малейшего действия.

27-го. В Петербург прибыл генерал Вейде. (Он) был обменен на генерала Штремберга, рижского коменданта и губернатора лифляндского. (Обмен) этот является обстоятельством довольно странным. По сдаче Риги Штрембергу в силу выговоренных им условий должна была быть предоставлена свобода, и (русские) не могли взять его в плен. Сенат же в Стокгольме, согласившись обменять генерала Вейде на пленного Штремберга, тем самым как бы признал правильным задержание царем, вопреки капитуляции, Рижского и Выборгского гарнизонов. Обмен устроил князь Меншиков, исполняя обещание, данное генеральше Вейде освободить ее мужа из плена, ибо, как уже сказано выше, первоначальные попытки (обмена генерала Вейде) на генерала Левенгаупта не удались.

28-го. Я выехал в Москву 239. (Здешние) морские офицеры посланы вперед в Воронеж. (В Петербурге) для охраны гавани оставлены из них лишь немногие.

29-го. (Я отправил) вперед себя по дороге в Москву значительную часть моих людей и вещей. [235] В этот день жена князя Меншикова разрешилась от бремени молодым принцем 240. Я поздравлял (по этому случаю) князя. Застал (я) его за столом в многочисленном обществе грубоватых (gemeene 241) русских, уже порядочно нагрузившихся. При этом поздравлении князь объявил мне, что хотя будет крестить сына (не откладывая), тем не менее впоследствии попросит моего всемилостивейшего государя, короля датского, царя, короля прусского и (короля) польского быть (считаться?) крестными отцами ребенка. (Князь) показал как мне, так и другим стоявшим кругом его (лицам), между прочим и своим генерал-адъютантам, проект письма его к королю датскому, составленный по его приказанию. (Генерал-адъютанты) смеялись над ним в глаза, льстя ему несообразными, чрезмерно (преувеличенными) похвалами, (но) князь не замечал (ничего), и этим-то впоследствии (особенно) тешились его генерал-адъютанты, (продолжая) насмехаться над ним (и) за глаза.

Я собирался уехать в Москву (нынче), но князь Меншиков сказал мне, что (несмотря) на выданную мне подорожную, прежде отъезда любовницы царя, Екатерины Алексеевны, и царицы с царевнами лошадей я не получу. Я (поневоле) должен был удовлетвориться таким заявлением и остаться в (Петербурге) еще на несколько дней.

30-го. Царский духовник передавал мне, что за (Невою), на гауптвахте, (в присутствии) 20 человек солдат заплакал образ Божией Матери, Которая (будто бы) сказала (при этом), что в Ее честь за крепостью должна быть построена церковь. Об этом чуде доложили царю (:ибо русские по меньшей мере так же суеверны, как паписты:), (и царь), желая (сам) это видеть, тотчас же поехал за (Неву), чтоб осмотреть образ: у глаз (Божией Матери действительно) оказалось несколько полосок как бы от стекавшей вниз влаги. Поверил ли он этому вымышленному плачу, не знаю; во всяком случае ни положительного, ни отрицательного мнения своего (по настоящему делу) он не выразил. И вот слух этот, как ложь, сочиненная евреями о том, будто бы тело Иисуса было украдено Его учениками, продолжает и доныне составлять между русскими предмет всеобщих разговоров.

В тот же день царь рассказал мне (о следующем случае, происшедшем) несколько лет тому назад в Москве. По его распоряжению казнили некоторых бунтовщиков. (В России) осужденные идут на казнь не связанные; им даже не завязывают глаз: они сами бросаются наземь перед палачом, растягивают руки и вытягивают ноги [236] и кладут голову на (плаху). Один из бунтовщиков лег плашмя на землю, протянув руки вдоль (тела); (затем) ему отсекли топором голову. (Тут) царь увидал, как обезглавленный труп приподнялся на руках и на коленях и простоял в таком положении целую минуту, после чего снова повалился наземь. (Рассказ этот) заслуживает веры, так как слышал я его из собственных уст царя, (а) царь не склонен к вымыслам. ( В заключение) царь, который весьма здраво обо всем судит, выразил мысль, что несомненно у этого преступника жилы были (сравнительно) тонкие — обстоятельство, замедлившее истечение крови и чрез это на более долгое время сохранившее в теле жизненные силы. Подобные же (случаи), (происходящие) от той же причины, наблюдаются и на птицах, в особенности на курах, которые, будучи обезглавлены, иной раз долго еще бегают по земле.

Февраль

1-го. Крестили сына (у) князя Меншикова и назвали его Сампсоном. Крещен он per aspersionem, т. е. чрез окропление, а не общепринятым в России способом, per immersionem, т. е. чрез погружение. Все же (ребенка) принесли крестить голым. Тотчас после крещения со стены крепости и на Адмиралтейской верфи открылась круговая пушечная пальба. По приказанию короля прусского прусский посланник Кейзерлинг, который вместе с другими иностранными посланниками присутствовал на (крестинах), а (затем) в тот же вечер уехал к себе на родину, в Пруссию, возложил на новорожденного принца орден Великодушия (Genereusite), представляющий маленький голубой эмалированный крест. Все мы обедали (у князя Меншикова).

В тот же вечер, в 7 часов, я выехал из Петербурга и прибыл ночью в Дудергоф.

(Большого) труда стоит (иностранным) посланникам (в России) добиться того, что им следует по праву. Однако порою получаешь требуемое, пуская в ход для побуждения (русских) бранные слова. Пришлось (браниться) и теперь, когда я хлопотал о лошадях для предстоявшего путешествия. Безвозмездно (приказ) соглашался дать мне только 24 лошади, за прочие же, нужные под мои вещи, предоставлял мне платить из собственного кармана, а требовалось их сверх (тех 24) еще 50. Наконец после долгих споров приказ согласился на то, чтобы я нанял лошадей, привезших из Москвы (в Петербург) зерно и муку, с тем чтобы по приезде моем в Москву расход этот был мне возмещен (правительством). Нанял я этих лошадей по 4 1/2 рубля за пару и отправил на них вперед, в Москву, свои вещи и большую часть людей, а затем сам последовал за ними на почтовых. [237]

2-го. Ехал я чрез Ингерманландию прежнею описанною выше дорогой. За (ингерманландскою) границей, в (самой) России, дома, помещение, пища, напитки и все прочее становятся лучше. Те 24 почтовых лошади, на которых я ехал, заменялись свежими через каждые 25—30 верст. Сопровождали меня пристав и 12 морских солдат (mariner); распределены они были между мною и моими людьми, ехавшими впереди. Хотя в сущности я мог обойтись и без них, тем не менее попросил о назначении (этого конвоя), чтоб русские не отвыкали от старых порядков по части (мер для) охраны (иностранных) посланников.

3-го. В 9 часов вечера я прибыл в Новгород. Там меня впустили в царский дом. Так как в день моего выезда из Петербурга один из сопровождающих меня в путешествии людей сломал себе ногу, то из-за него я остался на ночь в Новгороде. Опасаясь, как бы путешествие и сильные морозы не повредили ему, я хотел было оставить его здесь, но во всем городе не оказалось ни одного фельдшера, а потому я поневоле увез его с собою, несмотря на его болезненное состояние. Отмечаю это для будущих (путешественников) по России: пускай они берут с собою повсюду людей всяких профессий, которые могли бы им понадобиться, — иначе они почувствуют себя здесь вполне связанными.

4-го. В полдень выехал из Новгорода. Всюду на дороге попадались царские подворья; останавливался я в них на время перепряжек, а затем ехал далее.

6-го. Ночью между Торжком и Тверью три раза менял лошадей в лесу, ибо в (тех) трех деревнях, [где находятся ямы?], еще не прекратилась чума и (деревни эти) оцеплены.

7-го. В 8 часов приехал в Тверь. Местный комендант позвал меня к себе кушать. У него я (видел) то же представление, что и в прошлом году во время путешествия моего из Нарвы в Москву. Вечером близ Клина я нагнал своих людей, отправленных вперед (из Петербурга) с вещами.

8-го. В 9 ч. счастливо и благополучно приехал в Москву.

9-го. Приехали мои люди и вещи, сделавшие на тех же лошадях без перемен 130 миль от Петербурга до Москвы в 13 дней.

В Москве происходят ужасные разбои и грабежи. Между прочим, случилось следующее. Вечером один из секретарей царской Немецкой канцелярии [Посольского приказа], г. Остерман, прибежал к моим воротам без шапки и стал в них стучаться. (В это время) я преспокойно сидел себе дома. (Оказывается) невдалеке от моего подворья на него и на морского капитана барона Фридриха-Вильгельма фон Виллемовского, а равно на находившихся при них двух морских солдат, напали так называемые разбойники. (Остерман) сказал, что оставил (Виллемовского) и солдат, окруженных [238] разбойниками. (Тогда) по моему приказанию все мои люди, схватив оружие, (бросились) спасать (Виллемовского). Нашли они его полумертвым и раздетым. Солдаты (были) до такой степени изранены и избиты, что не могли стоять (на ногах). Полумертвых этих людей принесли ко мне на подворье, где мой камердинер, фельдшер по ремеслу, сделал им перевязку. По осмотре (Виллемовского обнаружилось, что) он получил восемь смертельных ран в голову. После того как ему сделали перевязку, он все время находился в забытьи и молчал.

Разбойники представляют в Москве истинное бедствие. Выйти вечером на улицу — значит подвергнуть свою жизнь опасности. Зимою без уличных убийств и грабежей не проходит ни одной ночи. Утром на улицах находят трупы ограбленных. Возле (самого) моего подворья и в (ближайших) его окрестностях за время трехмесячного пребывания моего в Москве убито 16 человек, несмотря на то что я часто высылал стражу, чтоб подстеречь этих злодеев.

На другой день сам царь, прибыв ко мне на дом, посетил умирающего Виллемовского, которому в то время было весьма плохо. Перенести его не представлялось возможности ввиду его состояния, и спустя три дня он наконец умер на моем подворье. Похоронили его через несколько дней. На погребение были званы царь, иностранные посланники и все находящиеся здесь морские офицеры. По принятому в России обычаю всем розданы были золотые кольца стоимостью каждое в 3 рубля. На (кольцах этих, украшенных) черным бантиком, вырезано имя, день рождения и день смерти покойного. (:В России участвующим на похоронах раздаются или такие кольца, или серебряные ложки:). (На похоронах) была (тризна) и веселая попойка. За (гробом) мы шли пешком через весь город. Так как хоронили морского офицера, то царь занимал место по (своему чину) шаутбенахта. Шел (он) слева от генерал-адмирала, тогда как вице-адмирал Крейц шел справа. Этим царь лишний раз показал, как строго он придерживается в качестве шаутбенахта своего ранга. Над могилою (Виллемовского) рота гренадер сделала три залпа.

15-го. Польский посол Волович, (он же) коронный маршал литовский, въехал в Москву. (Порядок въезда был) следующий. Впереди шло 500 (солдат) Преображенской гвардии. За ними (ехало) 16 (поставленных) на полозья царских карет с дрянными сбруями и с оконницами из слюды. Потом (ехало) верхом 30 человек польских дворян, находящихся при после. За ними в царской карете следовал (сам) посол, а за (послом) пять посольских повозок и пять заводных лошадей. Поезд замыкало полсотни драбантов, называющихся лейб-вахтою посла.

16-го. (Вновь) прибывший польский посол сообщил мне о своем приезде, (но) не чрез своего секретаря, а чрез (лицо), именующее себя [239] посольским ргаecussоr'ом 242 и явившееся ко мне с одним (польским) капитаном; оба объяснялись (со мною) по-латыни, ибо никакого языка, кроме польского и латинского, не знали. Я в тот же день послал поздравить (Воловича) с приездом, (но) вместо секретаря миссии отправил к нему частного своего секретаря Расмуса Эребо. (Частный мой секретарь) застал посла за столом, ибо в этот день — как второй по его приезде — царь посылал его угощать. Посол сначала (выпил и) предложил моему секретарю выпить бокал венгерского вина за здоровье короля датского, потом за мое здоровье, а затем (выпил с ним) еще несколько (чаш), так что (Эребо) вернулся домой порядочно подвыпившим.

17-го. Царские министры не сомневались, что для них поручение, (данное) польскому послу, (далеко) не столь приятного свойства, как прошлогоднее посольство английского посла Витворта, принесшего, как описано выше, от имени королевы английской торжественное извинение по поводу насилия и бесчестия, которым подвергся царский посол в Лондоне. Поэтому на аудиенцию (Воловича), в (противоположность) аудиенции английского посла, (русские) никого из пребывающих здесь иностранных посланников не позвали. Впрочем, зная о предстоящем торжественном приеме польского посла и угадывая нежелание (министров) видеть на нем иностранных представителей, я послал осведомиться у вице-канцлера барона Шафирова, дозволено ли будет присутствовать на аудиенции (посторонним). (Шафиров) отвечал, что кто хочет, тот может прийти беспрепятственно. (Сначала) царские министры требовали от (польского) посла, чтобы он, по примеру английского и других бывших до него послов, сообщил им список своей речи (до аудиенции); но (Волович) воспротивился этому, и (русским) поневоле пришлось отступиться, предоставив ему говорить речь без (предварительной) передачи ее на письме. Посла привезли (во дворец) в собственной карете царя, (но) за (послом) ехало всего пять карет, тогда как английского посла при следовании (на аудиенцию) сопровождало 16 карет. Перед поездкою на теперешнюю аудиенцию произошел великий спор. (Русские) требовали, чтоб назначенный к (Воловичу) приставом губернатор казанский, Петр Матвеевич Апраксин, сидел в карете с ним рядом, (но) посол ни за что не хотел этого допустить, ввиду чего (вместо Апраксина) к нему назначили, наконец, в приставы другого боярина, положением и службою пониже. Этот (боярин) сидел в повозке против (Воловича). Между тем когда английский посол (ехал) на аудиенцию, (русские) настояли, чтобы пристав сидел с ним рядом.

Вдоль пути, выстроившись перед Кремлем, стояли с распущенными знаменами четыре батальона: два Преображенской гвардии и два гарнизона. (Посла) встретили: внизу дворцового (крыльца) один [240] Преображенский капитан, наверху лестницы некий камергер, (наконец) у дверей приемной залы тайный советник Мусин-Пушкин, который и подвел его к трону. За (Воловичем) следовал его брат, секретарь посольства, он же коронный референдариус литовский, высоко неся его верительную грамоту, (завернутую) в белый вышитый шелковый платок. Троекратно поклонившись царю, посол остановился у ступеней, (ведущих к престолу); ибо (на возвышении, где) против середины стола стояло (тронное) кресло, царь (стоял) так близко к краю лестницы, что места для посла не было. Между тем английский посол держал свою речь на (тронном) возвышении.

Сначала (Волович) вынул из-за пазухи (лист) бумаги и прочел по нем весь царский титул, а затем произнес на польском языке пространную речь (следующего), в общих чертах, содержания. Его царское величество видел, с какою неуклонностью Польская Речь Посполитая поддерживала с ним союз: от прохода (через страну) и от зимнего квартирования многочисленных войск вся (Польша) подверглась разорению и пожарам; в былое время хлеба и других товаров у ней было столько, что она могла снабжать ими большую часть Европы, теперь же едва может пропитать собственное население. Несмотря на все это, преданная огню и (мечу) многочисленных врагов, обращенная почти в сплошное пепелище, (Польша) тем не менее во всем верна союзу, заключенному с его царским величеством. Вследствие этого (она) ожидает, что и со своей стороны царь будет с таким же прямодушием исполнять относительно Речи Посполитой (условия) союза, и, так как в настоящее время вся Лифляндия и Эстляндия достались в руки царю, то не изволит ли он, согласно договору, уступить эти страны Польской Речи Посполитой.

Кончив речь, посол поцеловал у царя руку; то же (сделали) секретарь посольства и прочие знатные лица (посольской) свиты. (В свое время), несмотря на требование (русских), английский посол (руки у царя) не (поцеловал), (считая) это несовместным со своим высоким званием. В течение всей речи (польского посла) как (сам) он, так и царь стояли с непокрытою головой. (В заключение) царь спросил посла, как поживает король польский, на что тот отвечал: “Хорошо”. Тем и окончилась торжественная (аудиенция), и посол (со своею свитой) в прежнем порядке отправился обратно (на свое подворье), (где) его и (нынче), на третий день, угощали на царский счет.

19-го. Я посетил вновь прибывшего польского посла. Стража его приблизительно человек в 50 стала передо мною в ружье и опустила свои развернутые знамена. Сам он вышел ко мне навстречу, и если б я еще немного помедлил, то он встретил бы меня у моего экипажа. Но к дверям занимаемого подворья вела высокая в два (колена) лестница, и он (успел) спуститься только с верхнего [241] колена, в то время как я (уже) поднялся на нижнее, (так что) мы сошлись посредине, между обоими (коленами) лестницы. Тут он предоставил мне идти справа и повел меня наверх в передний покой (сени?), где он обыкновенно принимает; ибо (в зале), где находилось его небо, или dais, и где он (в сущности) должен был меня принять, служилась в то время месса, — (обстоятельство), показавшееся мне довольно странным, тем более что прибыл я аккуратно, в тот час, который он сам мне для этого посещения назначил. Видя, однако, что я имею говорить с ним о чем-то особенном, он провел меня через залу, где шло служение, в кабинет. При этом я все время удерживал за собою правую руку и высшее место; но сесть меня (посол) не пригласил — быть может, лишь случайно, без умысла, или по польскому обычаю. В то время как я находился у него, (посол) рассказывал мне, что (русские) министры предъявили к нему требование, чтоб он ничего не говорил на торжественной аудиенции о возвращении (Польши) Лифляндии (о чем я говорил ранее, при описании его аудиенции), ибо царь не хочет, чтоб (вопроса) этого касались в присутствии стольких иностранных министров. Но (Волович) не дал им (относительно) этого (никакого) обещания и, как сказано выше, (на аудиенции) пространно высказался по (означенному делу), исполнив (таким образом) перво(начальное) свое намерение. Он рассказал мне также многое о дурном поведении русской армии в Польше: как в последнюю войну русские вымогли у Великой Польши 100 миллионов польских злотых (:польский злотый равняется приблизительно датской марке:), столько же у Малой Польши и 200 миллионов у Литвы, как (поляки) могут то доказать счетами и расписками. Деньги, золото, серебро, драгоценные камни, домашняя утварь, лошади и другое (добро), насильно отнятое и пограбленное русскими у несчастных жителей, в этот расчет не входят. (Русские) держат в заключении польских дворян, вытеснили польские полки из (их) зимних квартир, (чтоб) самим завладеть этими (квартирами), требуют с палатинатов, опустошенных чумою, убийствами и пожарами, тех же податей и налогов, как с (палатинатов) еще населенных; (при производстве) этих поборов заставляют тех, у кого еще что-нибудь осталось, платить (как) за себя, (так) и за разоренных и неимущих, и т. п. — словом, всюду действуют жестоко. (Волович) сообщил мне также, что он просил у здешних министров о назначении тайного собрания (и что) они предложили было (сойтись) в доме великого канцлера Головкина, но (что) он (посол) отказался, (утверждая), и не без основания, что (конференции) должны происходить во дворце. Под конец (русские) согласились на его (требование).

За сим я простился с Воловичем. Он проводил меня из (дому), предоставляя мне все время идти по правую руку; проводил он меня [242] с (верхнего колена) лестницы; тут я сам попросил его дальше меня не провожать, иначе он спустился бы со мною до (самого) моего экипажа. Провожали меня до повозки брат его, состоящий при нем в качестве секретаря миссии, и Огинский, сын известного польского князя 243. (Сам) посол все (продолжал) стоять, но, предупрежденный моими людьми, что он все еще стоит на лестнице, чтобы проститься со мною, я потребовал ввиду медленности, с какою люди мои взбирались на лошадей, чтоб он долее себя не утруждал, после чего он (и на самом деле) вернулся (в дом).

22-го. Польский посол прислал предупредить, что он меня посетит, и действительно прибыл (ко мне) в 11 часов. Впереди (посла) ехало верхом 16 польских дворян и несколько стремянных; в первой карете сидел его брат, секретарь миссии, во второй он сам. Я встретил его у низа лестницы и, предоставив ему, как надлежало, старшее место, повел наверх, в горницу. Я не переставал разговаривать с ним, не предлагая ему (однако) стула, чтоб соблюсти обоюдное равенство, так как и мне у него, как сказано ранее, не было предложено (сесть); впрочем, по-видимому, он не обратил на это внимания. При его уходе я проводил его до низа лестницы, после чего он уехал.

Царь по-прежнему жил в своем домике в Преображенской слободе, о котором сказано выше. К нему никого не допускают, да и сам он так устраивается, что никто не может застать его. Таким образом, никому не удается с ним говорить; (если же и удается, то) разве случайно, когда он присутствует на похоронах, свадьбах, родинах или на ином подобного рода угощении. Да и нет определенного места и времени для разговора с ним, (и) если не встретишься с ним при упомянутых оказиях, то к нему (самому) напрасно наведываться.

24-го. Я вместе с имперским посланником Вильчеком посетил польскую посольшу. Принимала она стоя; она стояла, и все мы (тоже) стояли, (причем) пили по-польски круговую. Муж ее сам обносил вино, а затем, когда мы уезжали, проводил нас до наших экипажей.

26-го. Великий канцлер Головкин был у меня на дому и обсуждал (со мною) различные вопросы, давно уже поставленные мною на очередь.

(В Москву) приехал имперский резидент Плейер и тотчас же известил меня о своем прибытии.

28-го. Я побывал в Московской крепости, Кремле, и осмотрел тамошние достопримечательности. (Начал) с большого колокола, висящего на ужасно высокой колокольне, называемой Иваном [243] Великим, в честь Ивана Васильевича, построившего ее за много лет тому назад, когда он царствовал в России. (Большой) колокол имеет в поперечнике 9 локтей, окружность (его) била равняется 3 1/2 локтям. Колокол стоит на (нижнем) своде. Несколько лет тому назад кругом колокольни был пожар, и от жары большие четырехгранные железные брусья, на которых висел колокол, так накалились, что, несмотря на свою толщину в 1 1/2 четверти локтя, подались и выгнулись, вследствие чего колокол (и) опустился на свод. И хотя (первоначально) висел он всего в полутора локтях от свода и, следовательно, пришлось ему опуститься лишь немного, он все же (при падении) треснул, так что (теперь) стал совершенно негодным к употреблению.

(На колокольне) висит еще один очень большой колокол, хотя и меньший описанного. В диаметре он имеет 6 1/2 локтей; обхват его била в 2 1/2 локтя. Сверх того на той же колокольне висит до 40 больших и малых колоколов. Когда их пускают в дело, они производят оглушающий гул и звон.

(По-нашему) в колокола в России нигде и никогда не звонят, а только трезвонят.

Март

6-го. Я присутствовал на похоронах одного купца, на которые был приглашен и царь. Так как (покойный) пользовался царским расположением, (был) сильным питухом и (отличался) значительною тучностью, то он всегда участвовал в качестве маршала в “славе” и на (других) попойках.

7-го. Вследствие моей просьбы и с разрешения царя (:без дозволения и распоряжения (которого) в Москве ничего нельзя осматривать:), великий канцлер Головкин велел показать мне дворцовый собор и погребальницу прежних царей. Об этих храмах надо отметить следующее. Московский дворцовый собор называется собором Успения Марии Богородицы. Имеет он пять больших позолоченных глав, называемых в архитектуре domes. Внутри храм поддержан четырьмя круглыми расписными колоннами. Посредине висит большая серебряная трехвенечная люстра; нижняя ее шишка в обхвате гораздо толще большой бочки (pack-tonde). Мне говорили, сколько весит эта люстра на русский вес, и по сделанному мною расчету в ней оказалось 130 датских лисфунтов. Впереди этой люстры висит (другая) небольшая изящная золотая люстра с шишкою немногим крупнее человеческой головы. (Иконостас), отделяющий алтарь от (остальной части) собора и подымающийся во всю его вышину, (покрыт) живописью и уставлен множеством образов. Относительно этих образов следует заметить, что, как на старинных католических образах, большое число которых еще уцелело в (наших) [244] церквах, вокруг головы Спасителя, Апостолов и других святых нарисован желтый обручик, изображающий блеск и сияние, исходившие от их (лиц), — так по всей России вместо этого желтого обручика обыкновенно к образам кругом головы святых приделан такой же величины венчик из меди, серебра или золота. (Венчик этот) служит украшением взамен католического малевания. В (Успенском соборе) венчики на иконах золотые, усаженные множеством (драгоценных) камней и жемчугов. Тут кстати заметить, что в России нигде не встречается резных образов, а есть только гладкие, писанные. Справа от (царских) врат стоит кивот вышиною локтя в три, окованный серебром чеканной работы; в (кивоте) хранится образ Божией Матери, писанный, как утверждают русские, самим евангелистом Лукой. Образ этот усажен несколькими тысячами крупных и мелких драгоценных камней и жемчужин. Подарен он в собор Морозовым, шурином покойного царя Алексея Михайловича. Возле левой входной двери стоит крытый стул, привезенный сюда из Константинополя еще в то время, когда (столица эта) находилась под владычеством христиан. Несколько (далее от входа) стоит другой крытый (же) стул, (служивший сиденьем) для патриарха. Справа от алтаря, в небольшой часовне, куда входишь чрез маленькую боковую дверь, в медной (раке) покоятся (мощи) святого Петра 244, митрополита Московского, сотворившего, как рассказывают, много чудес. Возле раки, в серебряном ковчеге, показывают золотой крест, усаженный множеством драгоценных камней. (Крест этот) будто бы сделан по заказу императора Константина Великого в подобие того креста, который явился ему в небесах. (Мне) говорили, что в нынешнюю войну со шведами распятие это в числе других вещей было взято неприятелем, но впоследствии (русские) за 50 ригсдалеров выкупили его обратно у одного шведского солдата.

(Мне) вынесли также главу Иоанна Златоуста 245 в серебряном ларе, кусочек ризы Господней — с виду лоскуток коричневого полотна — в большом золотом кивоте, усаженном золотом и (драгоценными) камнями, а равно правую руку Апостола Андрея, обхваченную серебряным обручем в том будто бы месте, где она была привязана к кресту. Ссохшиеся пальцы (этой руки) съежились и скрючились, ввиду чего утверждают, будто они находятся в том самом положении, в каком (св. Андрей) крестился ими, когда шел на казнь. Еще показывали: голову патриарха Константинопольского [245] Григория Benedict! 246, в серебряном ковчеге; палец Василия Великого, как свидетельствуют русские, первого по времени чудотворца; далее кусок кости Иоанна Крестителя, нижнюю челюсть Владимира, первого русского христианского царя: он ввел христианство в (России), — несколько костей Алексея митрополита 247, кость св. Сергия 248, погребенного в Троицком монастыре, в 30 верстах от Москвы, кость греческого мученика Евфимия 249 и, наконец, образ Божией Матери, украшенный серебром, золотом и драгоценными камнями.

(Из бокового помещения) меня провели в другой угол собора, на правой же стороне, (туда), где лежало цельное, неистлевшее (тело) митрополита Московского Петра-Ионы (sic) 250, почитаемого (русскими) за святого. Между этим и противоположным углом, с левой стороны, на полу стоит несколько гробниц патриархов, обтянутых черным сукном и обнесенных железною решеткой. В левом углу, в отдельной небольшой каплице, хранится кусочек ризы Господней, (которому) поклоняются русские. Слева, у первой колонны, стоит икона Божией Матери, как говорят, привезенная из Греции и явившая много чудес. Она украшена множеством (драгоценных) камней и жемчугов. В левом углу, если выходить из алтаря, покоится тело русского митрополита Филиппа 251, тоже почитаемого (русскими) за святого.

В заключение (проводник), показывавший мне все это, ввел меня в [одну] комнату рядом с алтарем, где я увидал разные великолепные (церковные) книги, кругом окованные золотом и усаженные множеством драгоценных камней. Одна из них особенно великолепна: уверяют, что она стоила 60 000 рублей; (это) весьма правдоподобно. Длина ее — локоть с четвертью, ширина — 3/4 локтя; вся (она) окована золотом и усажена множеством крупных камней; листы — из пергамента; поля ( с боков) наверху и внизу покрыты великолепными рисунками и (расписаны) травами; буквы очень крупной и красивой печати. [246]

Относительно русских церковных книг следует заметить, что одна сторона их переплета всегда гораздо красивее и богаче другой, а потому когда книгу кладут на место, то обращают ее (красивою стороной) наверх. С нижней стороны переплет представляет обыкновенную работу.

Оттуда меня провели к большому ларю, наполненному золотыми сосудами. Из них самые примечательные: большой золотой потир, по крайней мере полторы четверти локтя в поперечнике, усаженный множеством крупных ценных камней и такой тяжелый, что его едва можно поднять одною рукой. К нему принадлежат дискосы, (другие) сосуды и лжицы — все из золота. (Потир этот) с (принадлежностями) пожертвован в (собор) братом нынешнего царя, (царем) Феодором Алексеевичем. Затем показали (мне) два каменных потира, сплошь окованных золотом, (оба) с золотою подставкой, изящной работы. Привез их будто бы из Рима в числе других церковных украшений и утвари св. Антоний, (:о котором упоминалось под 23 декабря 1709 года при (описании) моего проезда через Новгород:). Затем мне показали большую золотую, опушенную горностаем (митру), которую надевает патриарх или митрополит при совершении литургии на рождественские праздники. Далее показывали множество великолепных риз и стихарей из бархата и золотой парчи, усаженных многими тысячами крупных жемчужин. Наконец (показали) большую губку, по меньшей мере трех четвертей локтя в поперечнике. На вопрос, зачем ее так (тщательно) сберегают среди всего этого богатства и сокровищ, мне отвечали, что когда духовенство шествует в порядке на какое-нибудь большое торжество или обедню, всякий служитель церкви несет что-нибудь в руках, а тот, для которого ничего не осталось, берет эту губку. Под самый конец мне показали большую серебряную скрыню, опечатанную как царскою, так и патриаршею печатями. Как (мне) объяснили, в (скрыне) хранится риза Господня. Видеть ее мне не удалось, так как (показывавшие мне собор) не смели отворить скрыню.

Весь пол собора выложен четырехугольными чугунными плитами. По случаю холодного времени он был почти сплошь покрыт войлоками.

Из (Успенского собора) меня провели в соседний собор — Михаила Архангела, где похоронены русские цари. Гробницы их стоят на полу среди собора за железною решеткой. Для пышности ввиду посещения (собора) иностранцами они были покрыты весьма роскошными алыми бархатными покровами, в обыкновенные дни отсутствующими. На покровах крупным, хотя и не совсем круглым жемчугом вышито много разных имен и надписей. Самый великолепный и особенно богато вышитый жемчугом лежал на гробнице царя Феодора Алексеевича. На каждой гробнице стоял большой золотой подсвечник со свечою. По случаю посещения (собора) иностранцами свечи были зажжены. [247] Останки Ивана Алексеевича, брата (нынешнего) царя, были покрыты таким же бархатным, вышитым жемчугами покровом, равно как и (останки) Алексея Михайловича, царева отца; Алексея Алексеевича, царева брата, умершего на 17-м году; Михаила Феодоровича, царева деда, и, наконец, двух братьев Алексея Михайловича, дядей теперешнего царя. Гробницы этих лиц, стоящие одна возле другой, расположены в (один) ряд. Возле них находятся (гробницы) двух детей Алексея Михайловича. Вдоль противоположной стены стоит много гробов старинных великих князей. (Гробы эти) покрыты красным сукном. Возле одной колонны (похоронен) старший сын нынешнего государя, скончавшийся младенцем. (Гробница его) была тоже покрыта великолепным покровом. В часовне возле алтаря (покоятся останки) Ивана Васильевича, так называемого великого тирана, о котором столько повествует история. Рядом с ним лежат его сыновья. Эти (гробницы) покрыты черным сукном. Против дверей, выходящих на Дворцовую площадь, лежит тело Димитрия, почитаемого за святого ввиду того, что он был невинно убит Борисом Годуновым. (Убиение это) послужило причиною великого кровопролития, так как впоследствии несколько воров, выдававших себя за сказанного умерщвленного Димитрия, стремились вступить на русский престол. Об этом много говорится в истории. [На самом деле] тела царей и великих князей похоронены под спудом, а в соборе для пышности показываются только (подобия) гробов, (покрытые) описанными выше покровами.

Священник этого собора показал мне большую великолепную, весьма ценную книгу, окованную золотом и (усаженную) камнями наподобие книг (Успенского) собора, а также (показал) большое золотое распятие.

В заключение мне показали (гробницу) одного казанского царя, который просил (руки у) дочери одного из московских великих князей и за которого она была выдана — с условием, что он примет крещение, каковое (условие) он и исполнил. По смерти он был похоронен в усыпальнице (русских) царей, куда перевезены (также) из Казани и (останки) его отца, (которого затем) похоронили возле него. И та и другая могилы находятся возле (особой) колонны.

Из (Архангельского собора) я пошел в (Благовещенский) 252, (находящийся) возле дворца. Тут мне показали три четырехугольных таблицы, на каждой из которых прикреплено по 48 частиц (мощей разных) святых.

8-го. Узнав, что в этот день царь торжественно обнародывает войну против турок, я отправился в Успенский собор, чтоб присутствовать при этом. Как только царь вошел в собор, то сейчас же приказал одному секретарю во всеуслышание прочесть (манифест) о войне с [248] турками напечатанный на славянском языке. Во (время чтения) секретарь стоял на таком высоком месте, что все присутствующие могли его слышать и видеть. Затем выступил в великолепном (облачении) митрополит Рязанский, исправляющий должность вице-патриарха, и остановился посреди церкви, лицом к алтарю. Его окружало 13 митрополитов, епископов и архимандритов в богатых ризах, а также много священников, или попов, (расположившихся) в два ряда. Один из последних, обладающий сильным голосом, стал возглашать составленную для этого случая и только что напечатанную ектению (? — litanie), заключавшую много (всяких) прошений о (даровании царю) успеха в предстоящей войне. Затем внесли два красных знамени с надписями золотыми буквами: “За имя Иисуса Христа и христианство”, каковые знамена предстояло за этою обедней освятить. К концу службы по приказанию царя все стали на колени, чтобы молить Бога о (даровании) успеха и одоления на турок, пока вице-патриарх громким голосом читал (соответствующую) молитву. По окончании молитвы вице-патриарх, взошедши на высокую кафедру (stoel), обтянутую красным сукном, сказал прекрасную, по отзыву большинства, проповедь на текст 3-й главы Исхода. — Господь говорит Моисею: “подымись сюда на гору, сними (обувь) твою и возьми в руки посох. И Моисей увидал горящий, но не сгорающий куст. И Господь сказал: “Я услыхал воздыхания, вопли и стоны Моего народа по поводу всего того зла, которое причиняют ему египтяне, и Я пришел освободить его. Посылаю тебя, Моисей, чтобы вывести (Мой народ) из (Египта). Не бойся, с тобою Я, Господь”. — Текст этот действительно послужил пророчеством великого (милосердия) Божия к царю (и) счастливого избавления его от турок (в кампанию) следующего лета, о чем будет сказано в своем месте.

Окончив проповедь, митрополит благословил на все стороны (народ) большим золотым распятием. Царь выступил первым, поцеловал распятие, а затем руку (у) вице-патриарха, который посредством (кропила) помазал царю лоб святою водой. За (царем ко кресту) подходили разные офицеры и генералы и прикладывались, (причем) их (также) кропили святою водой. Тем и завершилась эта служба, и полки, стоявшие в ружье у собора, приняли каждый (свое) красное кровавое знамя, освященное во (время богослужения). В качестве полковника Преображенской гвардии царь, обнажив шпагу, сам повел этот полк от собора. (На пути) он отдавал шпагою честь проходившим важным (особам). Тут, подойдя к (царю), я попросил его пожаловать ко мне когда-нибудь в гости, прежде чем он уедет (из Москвы). (Царь) обещал (быть у меня) в следующий четверг, сказав (при этом), что о (лицах), которых он с собою приведет, мне сообщит его повар Иоганн фон Фельтен.

В этот (же) день, (желая) сравнить датскую и русскую меру для сыпучих тел, я вымерил русский четверик, (представляющий) одну [249] восьмую русской четверти. Чтобы нельзя было урезать или (как-нибудь) изменить его, кругом по верхнему его краю на внутренней стороне (стенок) и на дне наложено царское клеймо. (Оказалось, что) четверик содержит 26 датских литров и два пэля. Таким образом, 8 четвериков, т. е. русская четверть, равняются 212 литрам, между тем датская содержит всего 144 литра. Следовательно, русская четверть на 68 литров больше датской или на 4 литра меньше, чем полторы датские четверти.

12-го. У меня кушал царь. За одним столом с ним сидели постоянные его слуги, каковы майор и камер-юнкер Павел Иванович Ягу-жинский, адмиралтейц-советник Александр Кикин и другие, служащие ему повседневно. Царь произвел этих (лиц) в офицеры и никакого другого жалованья им (не назначил) кроме того, которое они получают за свою службу по полку.

Когда царь обедает в гостях, то кушанье для него всегда готовит собственный его повар, ибо царь особенно любит известные блюда, которые (по его вкусу?) умеет (только) приготовлять его повар. Поэтому, хотя я имел двух своих поваров, тем не менее, чтоб угодить царю, попросил царского повара изготовить нынешний (обед), с тем чтобы иметь (также) случай сделать (Фельтену) подарок: и действительно в этот раз я роздал разные небольшие подарки (как) ему, (так) и некоторым другим царским людям, чтоб чрез них легче получить доступ к царю в тех случаях, когда я имел к нему какое-нибудь дело.

Я был рад, что князь Меншиков, оставшийся в Петербурге для управления всем, и другие министры отсутствовали, так как при этой оказии (сам) царь дал мне слово относительно одного вопроса, о котором, по приказанию моего всемилостивейшего государя и короля, я должен был (просить), но который (обыкновенным) порядком, посредством конференции с министрами, я никогда не мог бы привести к окончанию 253. Подробнее об этом деле сообщается в моей книге писем (protocol), (хранящейся) в (государственной) канцелярии. [250]

13-го. Проезжая по городу, я заметил среди улицы русского священника, или попа, в полном облачении. Я тут же приказал спросить, что это значит. (Мне) отвечали, что он должен освятить место, на (котором предполагается) строить дом. Там в самом деле сделаны были нужные приготовления для постройки дома.

16-го. Проезжая по городу, я случайно встретил царя, (который) сам делал сортировку между солдатами и офицерами, (устраняя) старых (и) негодных (к службе), (причем) сам обо всем расспрашивал и писал. Удивительнее всего было спокойствие, с каким (он это делал). Непосвященный подумал бы, что никакого другого дела у него нет, тогда как (в действительности) во всей России (государственные) дела — гражданские, военные и церковные — ведаются им одним, без особой помощи (со стороны) других. Перед своим уходом (царь) велел внести globum terrestrem в дом (и поставить его) под небо из тафты. (Глобус этот) медный, шести футов в диаметре, заказан в Голландии покойным королем шведским; цена ему была назначена в 16 000 ригсдалеров, но так как король умер (до его изготовления), а ныне царствующему королю в нем надобности не было, то царь выторговал его себе за 1800 ригсдалеров.

В этот день (из Москвы) уехал упоминаемый выше польский посол, не получив у царя иной прощальной аудиенции, кроме как частной, на пиру у некоего служащего в Сенате, в Москве, Тихона Никитича 254 куда был зван (и) царь.

17-го. Собираясь выехать отсюда к армии вечером, царь послал за мною, (приказав) мне явиться (на свидание с) ним к английскому купцу Стайльсу, у которого он (в тот день) обедал. Я явился туда, был любезно принят царем и оттуда вместе с ним отправился к посланнику Кейзерлингу. Тут (царь) сообщил мне, что 40 000 кубанских татар хотели напасть на его флот под Азовом, но что их прогнал калмыцкий хан с десятью тысячами калмыков, — ибо калмыцкие татары гораздо воинственнее и (сильнее) прочих татар. Таким образом, великие опасения относительно (взятия кубанскими) татарами царского флота исчезли.

Комментарии

211 Левенвольде, лифляндский дворянин; перешел на сторону Польши, а потому при вторжении шведов в Лифляндию вынужден был бежать, покинув на произвол врага тамошние свои богатые имения; после битвы под Полтавою вернулся на родину и в 1710 году назначен от русского правительства лифляндским губернатором.

212 Еще 27 июля 1710 г. Фредерик IV приказал Гюльденлеве идти с флотом в Либаву, Мемель или Данциг для конвоирования оттуда в Копенгаген шеститысячного русского отряда. 27 августа Гюльденлеве представил королю опасность столь позднего по времени года плавания у курляндских берегов, особенно в данном случае, для датского флота, многие суда которого были ненадежны и в экипаже коего свирепствовали болезни. Те не менее 13 сентября Фредерик подтвердил первоначальное свое приказание, и на следующий день флот под начальством Гюльденлеве снялся с якоря. Однако в ту же ночь буря рассеяла боевые и транспортные суда и причинила им настолько значительный вред, что поход поневоле пришлось отложить.

213 На самом деле битва под Калишем произошла не 17/28 октября 1704 г., а 15/26 октября 1706 г. В битве этой мы и саксонцы разбили и взяли в плен генерала Мардефельдта. Как первый успех русского оружия после поражения под Нарвою, победа эта возбудила у нас великую радость и торжествовалась на разные лады.

214 Не было ли то известие о битве в Кэггской бухте (23 сент. —4 окт. ), в которой датский флот отбил нападение шведского, причем посадил на мель и сжег два его судна, но где и сам потерял один корабль (знаменитый “Данеброг”, взлетевший на воздух со своим командиром Иваром Витфельдом и всею почти командой).

215 В своей автобиографии Эребо тоже упоминает об этом отказе Прибыловича, у которого, по словам Эребо, к великому для него счастию вскочил во рту чирей, лишивший его языка и послуживший ему основательным предлогом для устранения себя от участия в венчании герцога. “Иначе, — прибавляет Эребо,— ему наверно пришлось бы плохо”.

216 У Юля: “архимандриту, т. е. игумену Феофилу Яновскому, или Хутинскому”.

217 в память и благодарность за отвоевание Курляндии.

218 Во-первых, тебя, Фридриха-Вильгельма, высочайшего герцога Курляндии, спрашиваю, имеешь ли добрую и непринужденную волю и твердый рассудок взять в жены эту королевскую принцессу Анну, которую видишь перед собой?

219 да.

220 Во-вторых, спрашиваю тебя, не обручен ли ты с другою?

221 нет.

222 Венчается раб Божий Фридрих-Вильгельм, высочайший герцог Курляндии, с рабой Божией Анной, дочерью Иоанна Алексеевича, царя всея Руси, светлейшей, во имя Отца и Сына и Святого Духа.

223 Да возвеличишься как Авраам, да благословен будешь как Исаак и приумножишься как Иаков, во имя Отца и Сына и Святого Духа.

224 Что означает, говорит Юль, у которого подчеркнутые слова приведены по-русски: “Скажи, что ты не хочешь его продать”.

225 Столкновение это описано в двух письмах Юля к Сехестеду, от 4 и 6 декабря. Произошло оно вследствие обычной замашки Петра понуждать своих гостей к питью. Юль, которому, на его несчастье, пришлось сидеть рядом с царем, в разговоре заметил, что на свадьбе герцога Курляндского его оскорбили двое сановных русских. Однако царь, уведомившись, что это случилось вследствие отказа Юля пить, заявил, что русские эти правы, — но что, если которые-либо из его людей оскорбили бы Юля при других обстоятельствах, он, царь, приказал бы их повесить. Вслед за тем Петр налил Юлю один за другим два больших стакана вина. Юль, чувствовавший себя не совсем хорошо, тотчас же от них опьянел и, упершись головою в стол, стал засыпать. Петр разбудил его и приказал пить еще. В ответ на это Юль объявил, что он больше не может и не будет пить, и пошел прочь. Царь нагнал его в дверях. Юль заметил царю, что нехорошо обесчестивать (prostituere) посланника иностранного государя. Тогда царь крепко схватил его за грудь, силою привел обратно в залу, посадил на лавку и попросил, чтоб у него, у царя, в доме Юль не воображал себя государем. На следующий день Юль решился извиниться пред Петром и был принят наилюбезнейшим образом.

226 Яновским.

227 Первоначально стояло “Артаксерксу” впоследствии имя это зачеркнут и заменено именем “Агасфер”.

228 Книга Есфирь, глава I, стих 8-й.

229 В Розенборгском замке, этой копенгагенской Оружейной Палате, хранятся два произведения Петра, свидетельствующие о его искусстве в токарном мастерстве: ящичек для компаса и кубок из слоновой кости.

230 Один договор, заключенный в июне 1710 г. и касающийся салютов между русскими и датскими военными судами, был ратификован в С. -Петербурге 11 декабря 1710 г.

231 наоборот.

232 полновластными.

233 Конвертов в то время не употребляли.

234 В Дании в то время, да и еще гораздо позднее, обдирать и сволакивать падаль считалось настолько унизительным, что никто не желал знаться со скорняками и золотарями, специально занимавшимися этим делом. 235 В оригинале этих азбук не оказалось. — Примеч. ред.

235 В 1707 г. из Голландии словолитен привез три азбуки новоизобретенных русских литер. Этими литерами книги начали печататься с 1708 г.

236 Далее приводятся эти азбуки, причем для каждого рукописного знака указывается множество различных начертаний: для а — 46, для в — 44, для д — 39 и т. д.

237Любопытно, что в этом месте дневника, написанного, за исключением лишь некоторых вставок и поправок, почерком Эребо, сделаны исправления рукою Юля, который изменил личные обороты на безличные, очевидно из скромности, чтобы не выставить себя знатоком русского языка, которого он на самом деле по-видимому не знал. Так, первоначальная фраза: “Тут я между прочим приведу русскую азбуку” изменена следующим образом: “Ниже приводятся славянские и русские буквы” и т. п.

238 “Крест на горе”

239 Очевидная описка. Юль выехал в Москву лишь 1 февраля, как о том и сказано под этим числом (смотри ниже). Не следует ли вместо слова я читать генерал-адмирал?

240 Любопытный оборот речи в применении к родам княгини Меншиковой: в то время так выражались только о коронованных особах и принцах крови. “Молодой принц” назван Сампсоном, без сомнения, в память Полтавской битвы, происшедшей в день этого святого; умер во младенчестве.

241 подлый, низкий; из “подлых людишек” (голл. ).

242 предшественником, слугой, посланным господином впереди себя.

243 Борьба этого князя Огинского в Литве с Сапегою подала Карлу XII желаемый повод вмешаться в польские дела.

244 Св. Петр, родом из Волыни, пострижен 12 лет, в 1308 г., митрополит Киевский и Московский и всея Руси; первым перенес митрополию из Владимира на Клязьме в Москву и тем споспешествовал к расширению новой столицы; умер 26 декабря 1326; перенесение мощей было в 1479 году, августа 24-го.

245 Иоанн Златоуст, отец церкви, Константинопольский патриарх, род. в 347, ум. в 407.

246 В Московском Успенском соборе в особых ковчегах хранятся главы Григория Богослова и Иоанна Златоустого. См. истории. Описание Московск. Успенского собора, сост. протоиереем А. Г. Левшиным, М., 1783, стр. 38.

247 Родился в Москве в 1293; митрополит Киевский и всея Руси; умер в 1378; мощи его обретены 20 мая 1439 г. и почивают открыто в Чудовом, им самим созданном монастыре (Словарь Исторический о святых, прославленных в Российской церкви, С. -Петербург, 1836).

248 Св. Сергий Радонежский, основатель Троицко-Сергиевой Лавры, родился в 1315, умер 25 сентября 1391. Мощи обретены 5 июля 1423 г. (Там же).

249 У Юля leptinio. — В Московском Успенском соборе хранится ковчег с мощами Евфимии прехвальной, именно левой руки длань по запястье с четырьмя длинными перстами. См. описание Московского Успенского собора, составленное протоиереем А. Г. Левшиным, М., 1783, стр. 38.

250 Иона Чудотворец, митрополит Киевский и всея Руси, ум. 31 марта 1461. Мощи обретены 27 мая 1472 г.

251 Св. Филипп, в миру Феодор Степанович Колычев, род. 15 февраля 1507 в Москве; задушен Малютой Скуратовым 23 декабря 1569. Мощи его перенесены в Москву в 1652 г.

252 У Юля “Мариинский, т. е. Богоматери”

253 Вопрос, о котором говорит здесь Юль, касался дозволения бергенским гражданам, Якову фон Сиду с товарищами, ежегодно покупать в России и беспошлинно вывозить чрез Архангельск 10 000 четвертей ржи. Юль добился этого дозволения, причем выговорил для бергенцев более выгодные условия, чем те, о которых сами они ходатайствовали, а именно им разрешено было покупать рожь по всей России, где пожелают, а не в одних только складах князя Меншикова, как они о том первоначально просили. Уступки этой Юль в присутствии Меншикова, конечно, никогда не мог бы допроситься. Около этого же времени Юль сообщил о следующих результатах своих настояний. Царь согласился предоставить в распоряжение короля 6 000 русских солдат, в том числе 2 000 драгун, отдать ему шведских пленных офицеров и солдат, взятых при Эльбинге, за исключением 30 офицеров, которые были нужны для размена, и дать ему 200 000 ригсдалеров субсидии. Для достижения всего этого бесценное содействие оказал Юлю Шафиров.

254 Стрешнев.

Текст воспроизведен по изданию: Лавры Полтавы. М. Фонд Сергея Дубова. 2001

Еще больше интересных материалов на нашем телеграм-канале ⏳Вперед в прошлое | Документы и факты⏳

<<-Вернуться назад

Главная страница  | Обратная связь
COPYRIGHT © 2008-2024  All Rights Reserved.