Мобильная версия сайта |  RSS
 Обратная связь
DrevLit.Ru - ДревЛит - древние рукописи, манускрипты, документы и тексты
   
<<Вернуться назад

ИОАНН ФОКА

СКАЗАНИЕ ВКРАТЦЕ

О ГОРОДАХ И СТРАНАХ ОТ АНТИОХИИ ДО ИЕРУСАЛИМА, ТАКЖЕ СИРИИ, ФИНИКИИ И О СВЯТЫХ МЕСТАХ ПАЛЕСТИНЫ

Мы имеем очень скудные сведения об авторе издаваемого нами "Сказания". Bсе они заимствуются целиком отчасти из текста его книги, отчасти из надписей на ней и сводятся к следующим фактическим подробностям относительно его происхождения, времени и обстоятельств его жизни.

Из книги его видно, что он был современник византийского императора Мануила Комнина (1143 — 1180).

Из двух надписей, сделанных на манускрипте, открытом и изданном первоначально Алляцием, из которых одна сделана на поле манускрипта, другая на верху его, видно, что он родился в Крите, что отец его впоследствии постригся в монахи с именем Матвея на острове Патмосе. где и скончался, что сам он назывался Иоанном был священником и Святые Места посетил в 1185 году. Вторая надпись буквально гласить: "сын Иерея (Иоанна) Фоки из Крита пишу теперь имя"...

Таким образом известие о Критском происхождении Иоанна Фоки заимствуется из второй надписи и лишь остальные из первой.

Очевидно, опрос о достоверности сведений, сообщаемых этими надписями, находится в неразрывной связи с вопросом о подлинности самых надписей, [II] т. е. другими словами: принадлежит ли первая надпись самому Иоанну Фоке, а вторая его сыну. В случай утвердительного ответа на вопроса о подлинности надписей, в утвердительном же смысла должен разрешиться и вопрос о достоверности заключающихся в них сведений.

Вопрос же о подлинности надписей находится в таком положении. Алляций обходит его молчанием. Парижский издатель прямо ставить его только относительно второй надписи и, признавая принадлежность ее сыну Иоанна Фоки без оговорок, замечает а) что слово tounoma приписано другой рукой и б) что самое имя сына, которое должно бы следовать за этим словом, отрезано переплетчиком при переплете. Относительно первой записи, не ставя вопроса о ее подлинности, он ограничивается сообщением следующих сведений: а) что первоначально зга надпись сделана была красными чернилами, б) что по этим чернилам она была потом подновлена чьей-то неискусной рукой черными чернилами и в) что в настоящее время красная надпись сделалась вполне, неудобочитаемою. Таким образом вопрос о подлинности обоих надписей (так как и подлинность второй надписи принимается парижским издателем на веру) остается открытым и должен оставаться таковым до тех пор, пока "опытные палеографы не подвергнут тщательному рассмотрению всей рукописи с палеографической точки зрения", по справедливому замечанию парижского издателя, и не восстановят ее текста.

Не разившая вопроса о подлинности надписей, оба издателя (аббат Минь в счет не идет, так как он лишь перепечатал Алляциевское издание), не возбуждают также вопроса и о подлинности самой [III] рукописи т. e. есть ли это автограф самого автора, или копии я с него, и если — копия, то к какому должна быть отнесена времени. А пока эти вопросы не решены и в частности пока не доказано: а) что в единственной, уцелевшей до нашего времени, рукописи мы имеем автограф автора (или его сына под его диктовку) и б) что надписи и текст писаны одной рукой (т. е. пли автора, или его сына), до тех пор сведения, сообщаемые надписями, должны считаться только вероятными. За таковые мы и будем их принимать.

Для определения звания и общественного положения нашего автора мы имеем следующие данные. В обоих надписях он называется иереем, в своей книге, он уверяет, что он "соратовал'' императору Мануилу Комнину. Внутреннего противоречия между этими двумя данными нет. Они могут быть согласованы посредством двух предположений: а) или автор был сначала воином, а потом священником, или б) был полковым священником и в этом звании принимала, участие в походах Мануила. так как выражение "соратовал'' допускает и это второе толкование. Близкое знакомство автора с священным писанием и церковной письменностью, его тяготение "к предметам божественным" и глубоко-церковное настроение, невидимому, говорят в пользу второго предположения, но решающего значения всем этим признакам придавать нельзя, потому что все это в то время не было редкостью и в светских людях, как не может быть доказательством противного знакомство его с некоторыми произведениями светской литературы и притом эротического характера. Более твердую точку опоры для выбора между этими двумя одинаково вероятными предположениями могло бы дать более точное [IV] определение времени участия его в походах Мануила Комнина. Из этих походов он упоминает о походе в Атталию, во время которого он в первый раз встретился с известным старцем — Ивиром, о чем он говорить в 21 гл. своей книги. Но так как: а) походы Мануила были весьма часты, б) едва ли они были все записаны, в) едва ли могут быть точно определены даты даже записанных походов, г) едва ли этим путем может быть установлен возраст, до которого автор мог находиться в военной службе (предполагая, что он в это время был светским человеком-воином) и потом, по окончании ее, сделаться священником и иметь сына и, наконец, д) так как значение всех этих данных (предполагая, что нам удалось бы их добыть) могло бы быть уничтожено простым предположением, что сын его, родившийся от воина, мог называть себя "сыном священника" по последнему званию своего отца, то мы и отклоняем от себя эту бесплодную работу и тем более, что в сущности дело идет о решении вопроса: был ли автор священником уже в то время, когда "соратовал " императору Мануилу, или сделался таковым по выходе в отставку из военного звания? Алляций. кроме того, присовокупляет, что (под конец своей жизни) наш автор сделался монахом и в этом звании предпринял путешествие ко Святым местам в 1185 г., и ссылается при этом на первую надпись; но в ней говорится лишь о монашестве его отца, как переводит соответствующие слова греческого текста и сам Алляций, и ни слова нет о монашестве его самого.

Из обстоятельств его жизни нам известны лишь те, о которых он упоминает в своей книге. К [V] сожалению, он крайне скуп на подробности относительно свози личности и обстоятельств своей жизни, и если что либо сообщает, то лить мимоходом и по какому либо особому случаю. Кроме известного уже нам факта "соратования" императору Мануилу, его книгой удостоверяется еще лишь факт путешествия его ко Святым местам, причем он иногда упоминает о лицах, с которыми раньше встречался, и о местностях, которые раньше видел, и которые чем либо напоминают описываемые им на востоке местности.

Больше можно извлечь данных из книги автора для характеристики его, как человека и писателя. Самою выдающеюся чертою его, как человека, является, бесспорно, его благочестие. Кроме того, что оно достаточно констатируется самым фактом его паломничества, сопряженного в то время не только с большими трудностями, но и с большими опасностями, оно ясно выражается и в выборе предметов для описания, и в тоне, которым он говорит об этих предметах. Касаясь отчасти и политической истории разных стран и городов, им описываемых, главное свое внимание он сосредоточивает на церковной их истории, т. е. на тех лицах и событиях, которые представляют какой либо интерес с религиозной точки зрения, при чем об этих лицах и событиях постоянно говорит тоном глубокого уважения и сердечной симпатии.

Второю выдающеюся чертою его характера нужно признать его скромность. Его скромное мните о самом себе достаточно удостоверяется фактом молчания о себе в книге, а судя по вступлению и заключению, он был столь же скромного мнения и о самой своей книге. [VI]

Главным мотивом, заставившим его взяться за перо и описать свое путешествие. было желание поделиться со своими читателями тем духовным наслаждением, которое сам он испытал при виде этих мест — при чем тем , которые сами этих мест не видели, он имел в виду дать более точное об них представление, чем какое они могли получить из устных рассказов других лиц, а тем , которые сами их видели, напомнить об них и тем оживить в их душах приятные чувства, испытанный ими при личном их посещении. Столь же скромно автор и оканчивает свой труд, как начал: "если (моим ) читателям мой труд покажется полезным, то я буду считать это вполне достаточными для себя вознаграждением. Если же нет, то да возвратится мое произведете ко мне; своему родителю, и своим лепетом да напоминает мне эти божественные места, чтобы, переносясь к ним воображением чрез воспоминание, находить для себя сладкое утешение".

Из книги его видно также, что он был человек по своему времени образованный. Об обширной начитанности его в священном писании и святоотеческой литературе; свидетельствует каждая страница, чуть не каждая строка его книги, и не только в тех цитатах, которые он приводить из священных книг по поводу тех или других местностей и связанных с ними событий из священной истории, сколько в тех библейских оборотах речи и отдельных выражениях, которые сами ложились под его перо механически в, силу глубокого и давнего усвоения автором не только взглядов и мыслей священных и церковных писателей, но и их слововыражения. Не чужд автор знакомства и со светской литературой. Правда, [VII] в своей книге он прямо цитирует лишь двух светских писателей — Иосифа Флавия и Ахилла Татия. автора известного романа: Любовь Клитофона и Левкиппы. но трудно предполагать, чтобы знакомство его с светской литературой ограничивалось этими двумя столь разнородными писателями.

Как писатель, он обнаруживаете довольно живую фантазию и чувство изящного как к природе, так и к произведениям искусства. С какою любовью, например, и в то же время чувством меры описывает он красивые окрестности Антиохии (гл. 2), или окрестности Тира (гл. 8), а также останавливается на деталях картин, изображающих благовещение в Назаретской церкви и рождество Христово с группою волхвов и пастухов в Вифлеемской пещере (гл. 27). Не забывает он также при описании того или другого города отметить: красив он, или нет, и сравнить его в этом отношении с другими городами.

Любознательность его стоит вне всякого сомнения: но это но любопытство дикаря, или слепо верующего, который с одинаковым, интересом на все набрасывается и все без разбора вносить в свои записи. Правда, как человек глубоко верующий, и наш писатель вносит в свою книгу не только чудесные события, совершившиеся в той или другой местности и записанный в священном писании, но и многие позднейшие и местные предания; но относительно последних он обнаруживает, заметную разборчивость: не отвергая прямо, он некоторые из них проходить молчанием, очевидно, потому, что они кажутся ему невероятными; так, например, он умалчивает о плащанице, сделанной будто бы на манер виденной [VIII] апостолом Петром, о звезде на дне Вифлеемского колодца, о стонах адских душ, слышимых в отверстии за мнимым престолом Спасителя, находящимся в вертепе близ гроба Св. Девы в Гевсимании, и о многом другом, что с полною доверчивостью рассказывается, напр., у его предшественников по паломничеству, монаха Епифания и нашего игумена Даниила. Это молчание представляет характерную черту для писателя тогдашнего времени. С действительным своим значением она выступает у нашего писателя в тех случаях, где ни его собственное, ни чужое религиозное чувство не становится между ним и его суждением о том или другом предмете; так, напр., он смело высказывает свое сомнение в справедливости местного предания на счет подлинности башни Давидовой (гл. 14).

С литературной точки зрения труд нашего автора верно оценил еще Алляций словами: auctor elegans et accuratus, prout illa ferebant tempora. visus est. 1.

Вопрос о времени написания книги Иоанна Фоки находится в таком положении. В первой надписи прямо сказано, что автор путешествовал по Святым местам в 1185 г. Алляций принимает эту дату без оговорок и, провидимому, отождествляет ее с датой написания самой книги. Но парижский издатель усомнился в ее подлинности, а вместе с тем и в точности, на следующих двух основаниях: а) на том, что счисление лет от Рождества Христова в то время было необычно в Византии, где годы считались от сотворения мира и б) на том, что при современном состоянии текста надписи нет возможности установить и эту дату. [IX]

На наш взгляд второе основание серьезнее первого. Преждевременно и бесполезно заводить спор о том, употреблялось или не употреблялось в это время в Византии (собственно в Крите) летосчисление от Рождества Христова, когда текст не дает возможности твердо установить, что мы имеем здесь действительно летосчисление от Рождества Христова, а не от сотворения Мира.

Летосчисление это установлено Алляцием. Т. Bayet, факсимилировавший надписи для парижского издания, пытается поддержать правильность этой даты, а вместе с нею и ученую репутацию Алляция предположением, что во времена Алляция надписи лучше сохранялись, чем в наше время, и что этот ученый, известный своими знаниями и опытностью в этой области, равно как и тщательностью своих издании, мог установить эту дату на вполне надежных основаниях. Но сам парижский издатель не разделяете этого предположения и, нужно сознаться, на довольно веских основаниях. Основания эти будут изложены ниже, теперь скажем несколько слов о попытке почтенного издателя установить точную дату из тех остатков текста первой надписи, которые уцелели до настоящего времени.

Главное затруднение к реставрации первоначального текста надписи заключается в том, что этот текст, писанный красными чернилами, почти совсем исчез, а относительно подновленного черными чернилами и тоже сильно полинявшего существует основательное сомнение на счет точности реставрации им первоначального текста. В частности, что касается самой даты, выраженной буквами (которые, как известно, у средневековых греков, а отчасти и у современных, [Х] заменяли цифры), то в настоящее время ясно сохранились только две последние, именно (85), остальные же могут быть восстановлены лишь при помощи разных манипуляций.

Вот данные, на основании которых парижский издатель пытается реставрировать дату надписи. После слов touV agioV topouV Алляций почему-то пропустил слово ???? и значок ?, сохранившиеся и до настоящего времени. Это опушенное слово и значок почтенный издатель и берет за точку опоры для реставрации первоначального вида надписи. Испробовавши разные комбинации, признанный им же самим невозможными, он останавливается на следующей, как более других вероятной. Предполагая, что цифра 100 (р), стоявшая после ciliouV, исчезла под ножом переплетчика, и замечая над цифрою 5 (г) аббревиатурный значок — x, указывающей на дательный падеж, он находит возможным читать etei вм. etwn. Далеe, замечая другой значок над словом cili, принятый Алляцием за аббревиатуру ouV, и предполагая, что этот значок первоначально соединялся с вертикальной черточкой, проведенной над этим словом, и вместе с нею составлял одну цифру V, находит возможным допустить, что этой цифрой копиист хотел обозначить число 6000 л., протекших от сотворения мира. В подтверждение вероятности такого предположена он указывает на то, что случаи обозначения дат отчасти полными словами (en ioutesi letires), отчасти цифрами. не составляют редкости в греческих рукописях. Но все-таки он предпочитает думать, что это слово было написано здесь en loutes letireе, именно в форме exakiV находя конец этого слова в eiV предшествующем cili Слог eiV был бы итацизмом вместо iV. [ХI]

Тонким придыханием, стоящим над этим слогом и, провидимому, указывающим на начало слова, по его мнению, смущаться не следует, так как на счет этих тонкостей наш копиист довольно беззаботен и не стесняется ставить эти значки и в средине слова, как, напр., в слове peristraptei. После слов cili вероятно, в отрезанной части находилось омикрон над с, принятым за аббревиацию ouV, таким образом в конце концов получится к прежним 6000 еще cexakosiostw (—600) И, наконец pe, (ogdohkostw pemptw), a все вместе даст 6,685.

Но так как для парижского издателя не существует никакого сомнения в том, что в первоначальном тексте здесь стояло летосчисление от сотворения мира, а не от Р. Хр., то он, на основании восстановленной им византийской даты, пытается определить более точно дату от Р. X. На его взгляд, это —простая арифметическая задача и при чем из самых легких. Разрешает он ее таким образом. "Искомая дата, по его словам, состоите из двух частей: 5508 л. протекших до Р. X., и тех, которые следовали за этим событием. Мы видели, что И. Фока носил оружие при императоре Мануиле Комнине (1143— 1180), след. жил в XII веке. Таким образом необходимо прибавить к 5508 еще по крайней мере 110 л., другими словами, искомое число должно начинаться цифрою 66, а так как оно оканчивается цифрою 85, то в общем получится 6685 — что соответствуете 1177 г. нашей эры. Таким образом в 1177 г., а не в 1185 г. И. Фока посетил Сирию и Палестину, т. е. при жизни еще императора Мануила. скончавшегося в 1180 г. (Preface, p. XII)".

Мы привели все эти соображения почтенного [ХII] парижского издателя не потому, что находим их основательными (они, как это всякому очевидно, построены искусственно на крайне шатких основаниях), а для того, чтобы показать с какими трудностями сопряжено установление точной даты путешествия Иоанна Фоки ко Святым местам.

Верным, невидимому, во всех приведенных соображениях можно принять лишь то одно, что дату путешествия и дату описания оного нужно отделять одну от другой, т. е. другими словами, описание составлено не во время путешествия, а по окончании оного. Подтверждение этому можно видеть в концепции и литературной форме описания, свидетельствующих о предварительной обдуманности материала и литературной его обработка, — что можно было сделать имея под руками весь материал, хотя бы то и в форме беглых путевых заметок.

Если же отделить одну от другой обе указанный даты, то ничего невероятного не будет и в дате, принимаемой парижским издателем, для путешествия (1177 г.); но описано оно во всяком случае уже после 1180 г. т. е. после кончины императора Мануила Комнина, так как автор упоминает об этом государе, как уже покойном ("блаженной памяти"). А если путешествие было предпринято после смерти императора (что тоже не лишено вероятности), то ничего нельзя возразить и против 1185 г., как года описания путешествия.

Первое издание занимающего нас памятника сделано было Алляцием в его Summikta. Coloniae Agrippinae 1658. В кратком предисловии (Praefatiuncula) к этому изданию он сообщает следующие сведения о манускрипте. Он открыл его на острове Хиосе и, не успевши его сначала списать, он потом после [XIII] долгих ожиданий и хлопот, получил от одного из своих Хиосских друзей вместо ожидаемой копии самый оригинал. Он оказался написанным тонким почерком с лигатурами и аббревиатурами и крайне неразборчивым. По этому манускрипту он и издал его текст, присоединивши к нему латинский перевод. Это издание было потом переиздано аббатом Минем в 133 т. его Patrologiae cursus competus (s. gr.). Но так как при ближайшем рассмотрении рукописи, с которой сделано было Алляциевское издание, оказалось, что оно сделано не с достаточною тщательностью и точностью, то Парижская академия надписей и изящных искусств решилась сделать новое издание, более отвечающее современным научным требованиям. Мысль о необходимости этого нового издания впервые высказана была еще в 30-х годах знаменитым византинистом Газе, но приведена была в исполнение лишь в 1875 г. в Recueil des historiens des croisades. Historiens grecs. Paris, t. 1 p. 527—559. Для этого издания французская академия распорядилась снять фотографию со всей рукописи. Эта фотография и обнаружила недостатки издания Алляция. Недостатки эти так значительны, что невольно поколебали доверие к научной компетенции издателя. Кроме указанных выше примеров небрежности и произвола в перепечатав надписей, у парижского издателя приведено не мало и других и притом таких, которые совсем неожиданны от такого опытнейшего издателя, каким был Алляций, так, напр. во второй надписи он почему-то опустил слово Iwannon перед словом Фока, прочитал aen. skountoV вм. enaskountoV; и пр. Эти погрешности исправлены в парижском издании, которое, вследствие этого, мы и воспроизводим в своем издании. [XIV]

Иоанн Фока занимает одно из самых почетных мест среди средневековых византийских паломников. Это место обеспечивается за ним не только обдуманностью плана и литературной отделкой изложения, но и характером сообщаемых им сведений. Сведения эти, обыкновенно, очень кратки, но точны. Особенно это должно сказать о сведениях географических и топографических. Он дает не только краткое описание внешнего вида и положения посещаемого им города или местечка, но и определяет расстояние его от ближайшего к нему такого же города или местечка. При чем большие расстояния определяете милями, малые полетом стрелы, а высоту зданий копьями. Не обременяя своего описания не относящимися к делу подробностями, он дает читателю возможность легко проследить весь его маршрут от начала до конца. Не смотря на эту, очевидно, намеренную краткость, у него попадаются сведения, не встречающиеся у других византийских паломников, таковы, напр., сведения о известной фанатической секте Хасисиев, обитавшей на горном кряже близь берегов Средиземного моря (гл. 3), и об основании латинского анахоретства на горе Кармил (гл. 31).

Замечательно также отношение его к латинянам, владевшими тогда разными городами и святынями востока. Не смотря на совершившееся уже за сто слишком лет формальное разделение церквей, и почти постоянные недоразумения и столкновения между ними и православным населением Византийской империи во время крестовых походов, падавших на конец XI и на весь XII в.. он говорить об них не только в спокойном, но и в примирительном тоне. Таков, например, рассказ его о похвальном с греческой [XV] точки зрения поступке латинского Вифлеемского епископа, поставившего портреты императора Мануила Комнина не только в храме, но и в алтаре Вифлеемской базилики в благодарность за ее возобновлено. Чем объяснить это примирительное относительно латинян настроение автора — личным ли его темпераментом, или мирным отношением к нему самих латинян? Молчание его о каких-бы то ни было притеснениях его с их стороны, провидимому, говорит за второе предположение; хотя такое мирное отношение Палестинских латинян к грекам далеко не было обычным, как это видно, между прочим, из жития Леонтия, патриарха Иерусалимского, современника нашего автора 2.

Так как с одной стороны житие это, хотя и изданное, составляет большую библиографическую редкость, с другой — представляет литературный памятник современный издаваемому нами 3, и с третьей — наконец освещает отношения тогдашних Палестинских латинян к грекам (и наоборот) с другой точки зрения; то мы решаемся перепечатать здесь ту [XVI] часть его, которая представляет общий исторически интерес в пределах времени, описываемого нашим автором, и которая соприкасается с его описанием. Вот эта часть: она начинается прибытием Леонтия в Палестину 4.


Нужно было великому отправиться в Иерусалим; подвигаясь дорогою, достиг он Назарета; был уже обыденный час, и наступил самый полдень. Солнце, сильнее и сильнее испуская свои лучи, стужало и самому великому и его спутникам, как бы ударяя их в голову. Этим оно вынудило их немного отдохнуть, переждать большой зной и вкусить хлеба и воды. И вот, заметивши близ дороги небольшой садик, великий распорядился, чтобы бывшие с ним сошли с лошадей у этого садика, — что тотчас и было всеми сделано. Спустившись с коней, они стали искать, кто бы им мог послужить, равно как и хозяина дома и сада приглашали выйти к ним, чтобы приготовил то, что им нужно на потребу, предложить бы трапезу, и дал испить воды. Хозяином дома оказалась женщина, и женщина убитая горем, с совершенно помутившимся от скорби зрением. Увидев ее, великий спросил: разве у тебя нет мужа, который бы мог нам [XXVI] послужить? Она с печалью душевною ответила: есть, Владыка, но как бы его совсем не было 6

В Иерусалим он вступил ночью, и тайно, вмешавшись в толпу, вошел в храм к Живоносному гробу, преклонил пред ним колена и воздал Господу молитвы, не пред всем народом, но наедине, с лучшими надеждами. Ему хотелось укрыться от толпы и особенно от злокозненности суемудрых латинян; однакож не удалось ему до конца укрываться. И это: благодаря благочестивым и ожидавшим его прибытия. Ибо как моего Иисуса, силы из него исходившие и врачевавшие нуждавшихся в уврачевании. повсюду провозглашали, кто он был таков, так и служителя его (знамения) совершаемые ради его и чрез него божественным Духом, явно творили, хотя он избегал этого и старался укрываться от толпы.

Иерусалим был тогда под давлением продолжительной засухи; воздух все более и более сгущался и своей сухостью разгонял облака, служащие зиме своими дождями; жители Иерусалима нуждались во втором Илии для освобождения их от надлежащей напасти. Правда, страдания длились не три года, но тьма, не менее Иерусалимлян сильно сокрушала надвинувшаяся на них напасть. Они стали сильно беспокоиться и на счет будущего, по случившемуся гадая о том, что может еще случиться. Но Бог вскоре омрачил небо, благовременно покрыл его облаками, разрешил их величайшим дождем, наполнил цистерны водой, увлажил пашни и открыл возможность земледельцам [XXVII] орать их и проводить обычные борозды. И не задолго пред тем томившиеся жаждой теперь преизобиловали водою, и были благонадежны, что будут также преизобиловать и хлебом. И все напасти благополучно кончились; и виновник всего этого сделался известен всем. Его имя было на устах всех благочестивых . Bet говорили, что это — архиерей Божий, великий, святой. Своим прибытием он спас нас от угрожавшей нам от жажды опасности. Пойдем, побежим, полетим к нему, чтобы и на будущее время иметь нам в нем заступника в приключающихся нам напастях. Горячие сторонники латинского исповедания и ревнители их суесловия сильно досадовали, слыша все это, и особенно их архиерей и предстоятель. Пораженный неправедным гневом, он зачревател убийством против ничем неповинного пред ним. И это архиерей Божий, ученик, кроткого и смиренного Иисуса, наученный не дозволять заходить солнцу во гневе и сам обязанный учить всех творить то, что слышал и делал (этот человек), подсылает ночью меченосцев к домику, в котором пребывал человек Божий, чтобы убить его. Но оградивший древле Елисея полками ангелов от нападавших на него и чрез раба своего Илию испепеливший огнем двух пятидесяти начальников с сущими при них и исторгнувший его из их рук против ожидания их, он же, поразивши слепотою дышавших яростью против праведного. Дозволил им видеть свет в келлии его и надеяться на вход в нее, самый же вход не быль открыт им, и так и остался им недоступен. И это воистину было делом Божия величия.

И так в течете целой ночи много подъявши трудов и по мерцанию света мечтая уже проникнуть [XXVIII] в дом, наконец эти нечестивцы, убедившись в том, что всуе трудятся, возвратились с пустыми руками к пославшим их и все им рассказали, так что всем было ясно, как недоступен для наветников Богом хранимый праведник.

Это не прошло вместе с ночью и не исчезло вместе с тьмою, и хотя делалось в тайне, но не могло укрыться от многих, а как сказанное в домах будет, по писанию, проповедано на крышах, так и это. Молва об этом облетала всю Сирию; услышал об этом и фяникиянин и исаврянин, узнал и киликиец. Все считали чудом случившееся. Дошла молва об этом и до самого царствуют ого града, и до самих царей, равно как и до тогдашнего самодержца. Это был Комнин Мануил, как сказано выше, который и (решился) отозвать его к себе, чтобы мир не потерпел ущерба преждевременно, и чтобы не было похищено как бы из рук толикое благо, могущее и с другими делиться своим богатством. Узнал об этом и тогдашний эмир Дамаска, и с одной стороны чувство благоговения, хотя сам был нечестив, исповедуя бредни Магомета, пробужденное в нем быстро распространившимися рассказами; с другой будучи не совсем погибшим, а во многом обнаруживая христианское настроение и лелея почтить добро, хотя и не так как должно, посылает к великому грамоту, благосклонно приглашая его к себе этой грамотой обещает ему отдать для обитания церковь тамошних христиан, посвященную имени Матери Господа и Богородицы, получившей свое наименование от Египта 7, как говорят. Это [XXIX] первейшая там церковь из всех. Кроме того (обещал также) золотой грамотой ежедневное содержание с избытком как ему самому, так и тем, которые будут жить вмести с ним. Патриарх похвалил грамоту и ответной грамотой воздал блaгoдapeниe за доброе произволение; однако не пожелал идти в его державу и под его власть, ибо с одной стороны Господь поступил так с Авгарем и его грамотою — с другой царь (Мануил) приглашал его к себе грамотою, когда узнал, что самой жизни его угрожает опасность, благодаря прирожденной дикости латинян. По всему этому он попросил эмира, вместо всякого другого дара и милости, которую он мог бы ему оказать, снабдить его охранною грамотою от пиратов его, крейсирующих по морю в триирах и грабящих мореплавателей, чтобы они не сделали какого либо худа ему и его спутникам. Эмир, желая предупредить прошение и как бы ему оказывали одолжение, а не сам он оказывал оное, послал (испрашиваемую) грамоту со всевозможною поспешностью, приказывая охранять от всякого зла как его самого, так и ромеев, имеющих быть с ним; распространил также эту милость и на шестьдесят человек латинян, если бы они пожелали плыть вместе, с ним. Возвратившись (в царствующий град) великий эту грамоту показал и царю, в обличение латинского образа мыслей и действий. Называя себя христианами, они относились к нему хуже, чем совершенно отвергающие христианство. Но еще нужно несколько продолжить речь о приключениях великого в Палестине.

Много и часто хлопотал он о дозволении отслужить таинственную службу у Живописного Гроба Господня, и по-архиерейски вместе с сонмом [XXX] православных священнослужителей вознести ему хвалу пред всем христианским жительством; но так как никаким другим способом не открывались двери для желаемого, кроме того, когда он на ряду с толпой удостаивался поклониться святому месту, то счел за лучшее удалиться от туда, чтобы из-за него между православными ромеями и сирийцами, равно как и господствовавшими там латинянами не вышло чего либо неприятного, чтобы не было душе его упрека, а телу стыда, Поэтому, воздавши молитвы свои Господу, как сказано, отправился он на берег и, вступив в корабль, пустился в плавание с бывшими при нем. Когда обозначился вдали Родос, воздух помрачился, море от ветров побелело, корабль угрожал погрузиться в волны; находившиеся в нем, видя себя не вдали, а вблизи от смерти, жалостно причитали, наполняли воздух воплями, дико друг на друга смотрели... 8.

Все это дошло и до ушей царя, так что когда (патриарх) после спасения своего явился к нему с корабля, он ублажал его, лобызал, касался его рук и подносил их к своим очам; хвалил его за труды, подъятые им в Палестине; превозносил все, совершенное чрез его благословение и чрез возложение честных его рук; радовался о даре, которым Господь, Царь всех, почтил его царствование: о, как я блажен, говорил он, что сподобился такого блага.

Между тем державствующий, совершив меру своего прешельствия (на земле), и оставив настоящую жизнь, приселился к державствующему над всеми, в его [XXXI] обители и в жизнь вечную 9, а великий остался еще жить, как вожделенное для византийцев приобретение, дожил он и до восшествия на царскую высоту Андроника 10 и даже далее. Это был племянник царствовавшего пред тем Мануила Комнина. Так назвали мы его немного выше, обыкновенно же его называли двоюродным братом 11. Этот Андроник, лишивши царства сына Мануйлова 12, беззаконнейшим образом воцарился сам. Во времена этого Андроника, между многим другим, что было ему угодно, но не угодно справедливости и истине, совершилось и отвратительное и совсем несогласное с каноническим правом брачное сочетание 13. Относительно этого сам царь часто делал попытки добиться согласия великого на [XXXII] угодное ему, но никоим образом не мог убедить его, ибо он был выше и обстоятельств времени, и непостоянства, и неразсудных желаний, и необдуманных порывов, и потому, размышляя сам с собою, он удерживался от беззакония и не находил делом похвальным заседать с беззаконнующими властями 14.

Часто встречающийся в этой истории и выше и ниже Антоний, переименованный в Арсения, как сказано в самом начале повествования об нем, когда он облекся в (одежду) совершенного монаха, который после отречения от прежней жизни был и экономом в Патмосской обители, будучи поставлен на то великим, как об этом мы успели уже сказать, который, по предсказанию его, сделался в свое время и начальником сей обители, этот Арсений, прибывши в царствующий град в то время, как совершился известный беззаконный брак и один лишь великий оставался несочувствующим этому беззаконии, и явившись к сему праведнику, который, по собственным его словам, ничего несправедливого не допускал ни в мыслях, ни в делах, спросил его, присоединивши и просьбу, не просил ли он даря, чтобы тот [XXXIII] благоволил утвердить за монастырем особым хрисовулом освобождение его судов от взноса десятины. Великий, горячо пожуривши его, чтобы он более никогда не обращался к нему с такими просьбами, сказал ему: "Что ты говоришь Антоний? Ты хочешь, чтобы в одно мгновение я утратил все, что приобрел от детства до старости, и ради твоего монастыря не побоялся презреть Бога и сделаться преступником его заповеди. Сколько я знаю, я ничего подобного никогда не делал. Отстань от меня человече. Не преклоню я колен пред ваалом, и земного царя не предпочту бессмертному. Если я попрошу об этом царя, то он попросить у меня гораздо большого, и даже чего либо совсем невозможного".

Слова эти повергли в ужас и печаль Антония, в ужас, потому что были произнесены с раздражением, и скорее были похожи на угрозу, чем на ответ, в печаль, потому что он обманулся в своих надеждах на великого, и расчеты на якорь для корабля оказались тщетными. Взглянувши на него и уразумев духом происходившую в нем борьбу этих противоположных чувств, великий, исполнившись божественного одушевления, сказал Антонию: "зачем печально смутилось твое сердце и осунулось твое лицо. Да будет тебе известно, что после моей смерти и смерти царя, ибо и она близко, ты получишь искомое. А когда Антоний возразил: "когда ты переменишь свою жизнь, то этого не будет, потому что кто же будет тогда нашим заступником ?" В ответ на это великий, желая показать, какая в нем благодать, и окончательно убедить Антония в верности своих слов, сказал ему: "не веришь мне Антонии? Духом говорю тебе, что не чрез кого либо другого, а сам лично получишь то, чего [XXXIV] ищешь, именно столько золотых монет, сколько нужно для исполнения твоей просьбы. То и другое и действительно случилось потом по предсказание великого, когда скипетр перешел к Исааку из фамилии Ангелов ... 15.

Но пусть речь идет дальше и расскажет остальное по порядку; ибо уже к концу клонится рассказ, так как к концу склонялась и жизнь великого. Ко всему другому он получил от Господа Вседержителя также власть прещать ангелам. А что это так, покажет нижеизлагаемое, так что апостол не ложно писал Коринфянам: невесте ли, яко ангелов судити имамы, а не точию житейских 16. Когда державший кормило пастырства Божья града Антиохии Кирилл готовился отойти в тамошние селения и в жизнь сокровенную во Христе и прикован был к одру последней и тяжкой болезнью, так что едва замечался в нем признак жизни, пришли члены синклита и синода навестить сего мужа при его кончине; пришел и украшавший тогда константинопольский патриарший престол Феодосий, муж, выросший среди добродетелей и дышавший добром, как воздухом; прибыл и наш великий муж. И окружавшие одр не могли ни помочь больному, ни утешить его беседой; ибо не допускало сего время, так как шестой день он лежал уже без движения в последней агонии пред исходом души, ничего не чувствуя и не понимая. И так что же могла предпринять двоица великих иереев Божьих, чтобы помочь страждущему собрату? Что же другое, кроме [XXXV] того, чтобы ускорить исход души от тела и тем с одной стороны прекратить тяжелые страдания от замедления его происходящие, с другой не довести до истощения сил ухаживавших за страдальцем. А чтобы ускорить сей исход, блаженные признали нужным, как архиереи, посредством прещения ускорить пришествие ангела, имеющего послужить при исходе умирающего, и один другому предлагали взять на себя дело прещения ангелу, по превосходству присущей им добродетели уступая друг другу первенство и укрываясь друг за друга.

Великий, о котором у нас речь, благовидно убеждал Феодосия, сказав: "тебе и твоей власти принадлежит совершение прещения, как предстоятелю престола Константинопольского; а мне слушаться и подчиняться твоей власти, так как божественные каноны запрещают мне совершать что либо архиерейское здесь без твоего распоряжения". Феодосий с своей стороны настаивал, говоря: "в приличное время власть должна уступать добродетели, что захочет; ибо велико достоинство сей последней". И так, чтобы не тратить понапрасну времени и не затягивать страданий лежащего на одре замедлением отделения души от тела, великий уступил настояниям Феодосия и подняв честную свою руку на воздух и запечатлев оный 17 или вернее сказать, предстоящего ангела, изрек ему следующее: "страшным именем Единосущной и Животворящей Троицы, прещением прещаю тебе. ангеле Божий, и нам со-рабе, не медлить взятием души брата нашего от тела; да не совершаешь никакого другого повеления Господня кроме а того; да не внидешь в [XXXVI] предстояние Владычне; да не присоединишься к лику сослужебников твоих, пока не исполнишь настоящего служения". Сказал это праведный, как бы разговаривая с ангелом и прещая ему. А сей выслушав и уважив прещение, как (произнесенное) великим, равно как и самое его достоинство и добродетель, тотчас же отделил душу от скинии Антиохийского и перенес ее в уготованное ей место... 18

Исполнились наконец и прибавленные к его жизни тринадцать с половиною лет 19. И болезнь внедрилась в его священное тело, думаю, не против его воли; и смертный одр приял его. Он же, чувствуя приближение кончины, имеющей ускорить его пришествие ко Господу, Которого он возлюбил, чтоб быть с ним во вики, наслаждаясь бесконечным блаженством , и со-царствовать Ему в воистину безмятежном царствии, всех оповестил о своем исходе, всем дал последнее целование, как бы отходя и поспешая в брачный чертог, чтобы ожидающий его Жених не прогневался на него за промедление. Присутствующие оплакали его проводы, как уже отходящего в путь и уже не имеющего видеть здешнего пришельствия. Наступил четырнадцатый день Мая и он предал свою душу Господу: праведных бо души, по словам писания, в руцие Божьей, предал чрез ангелов, сопутствовавших ему во всю жизнь, нисколько не заботясь о своем теле даже и пред самой своей кончиной, оставаясь до конца точным исполнителем правила вовсе о себе не [XXXVII] заботиться и недопускать никаких новшеств. А бывшие при нем ничего другого и не помышляли делать, кроме того, чтобы, спрятавши его в деревянную раку, положить в храме Стира 20, — а этот храм посвящен архистратигу высших сил — (положить) доколи не доложат об этом царю 21

Царем тогда был Андроник, о котором мы говорили, из фамилии Комниных, преследовавший его неправедно, — он удостоил человека Божия достойной его гробницы и великой чести. И приложился праведник к праведникам, равный им во все течение своей пресельнической жизни; к преподобным преподобный; к мученикам добровольный мученик; к архиe-реям великий архиерей; хваливший Господа в сонме провозвестителей божественных словес, — диаконов, иереев, епископов и, наконец, патриархов, как во истину архиерей; и ныне пребывает идеже Бог, поцарствуя Ему и наслаждаясь достойным за свои труды воздаянием, во славу Отца и Единородного Его Сына, Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, и все-святого и благого Животворящего Духа, единого божества же и царства и силы; Ему же подобает всякая слава, честь и поклонение, ныне и присно, и в бесконечные веки веков, аминь.

Ив. Троицкий.

22 Июня 1889 г.


Комментарии

1 Praefaciuncula ed. Allatianate.

2 BioV tou osiou patroV hmwn Leontiou Patriarcou Ierosolimwn, sugrajeiV para Qeodosiou monacou tou Kwnstantinopolitou. Оно издано между Logoi panhrurikoi id Макария Хрисокефалы на иждивение Леонтия епископа Илиупольского. En Kosmopolei без обозначения года. В прочем, так как на портрете издателя, приложенном, к книге, поставлен ayig (1713) год, то этот год, можно принять и за год издания книги. Текст издан по рукописи патмосской библиотеки без перевода и примечаний и довольно небрежно в типографском отношении.

3 Что Леонтий был современником императора Мануила Комнина и следовательно нашего автора, эго будет видно из перепечатываемого далее отрывка из жития его. А что и составитель жития был современником всех, этих лиц, это видно из его заявления что он не только его лично знал, но и нередко удостаивался чести разделять с ним и кров и трапезу.

4 В своем извлечении мы опускаем мелочные подробности, которые вводятся в рассказ эпизодически и никакой связи ни с Палестиной, ни с общим ходом событий того времени не имеют.

6 Оказалось, что муж несчастной находился в расслаблении с самой свадьбы. Далее рассказывается, как Леонтий исцелил его от расслабления, и как потом тот служил ему во всю дорогу до Иерусалима.

7 Т. е. Египетской.

8 Далее рассказывается о том, как, по молитвам св. патриарха, буря утихла и корабль с пловцами спасся от потопления.

9 В Сентября 1180 г.

10 В Сентябре 1183 г.

11 Он и действительно был двоюродным братом Мануила Комнина. Мануил был сын императора Алексея I Комнина, а Андроник — его родного брата севастократора Исаака.

12 Алексея II, умерщвленного по приказанию Андроника в Октябре 1183 г

13 Историю этого брака подробно рассказывает Никита Хониат. По его словам, Андроник, “вознамерившись выдать за муж дочь свою Ирину, прижитую им от племянницы своей Феодоры, за Алексея, сына царя Мануила от Феодоры Комниной, составил лаконическую записку к священному собору... Сущность написанного состояла в том, можно ли допустить брачный союз, в котором представляется не много или даже не представляется ничего не пристойного, но который, между тём, может повести за собою соглашение Востока с Западом и освобождение пленных, и доставить множество других выгод государству... Наглейшие из судей, люди, привыкшие извлекать для себя пользу из подачи своих голосов и нищенствующие по знатным домам, равно как сребролюбцы и святопродавцы из членов собора, утверждали, что нет даже родства между лицами, о бракосочетании которых идет дело; потому что оба они были плодом незаконных связей, а такого рода рождения законами не признаются в родстве между собою, а напротив считаются совершенно чуждыми друг другу... Андроник заключил брачный союз, поручив благословить его архипастырю болгарскому, находившемуся в то время в столице”. Царствование Алексея Порфирородного, сына царя Мануила, по русск. пер. стр. 333—335 (Спб. 1860).

14 По словам Н. Хониата, душою оппозиции матримониальным планам Андроника был тогдашний Константинопольский патриарх Феодосий: но другие не соглашались с их словами (т. е. вышеприведенными рассуждениями сторонников, Андроника)... не допускали этого брака, как совершенно противозаконного и сильно ему противились. Предлагали это прекрасное решение и держались правой стороны в борьбе лишь не многие из архиереев и служителей алтаря и некоторые добросовестные из сенаторов. Да и тех соединила и поддерживала ревность патриарха. Патриарха же ни величие Андроника не поколебало, ни сила его слов не потрясла, ни угрозы не устрашили; он был непоколебим, как та скала, около которой вечно воздымаются огромные волны и бушует море, и которая, разбивая волны в пену и пренебрегая ревом шумящего моря твердо стоить на том же сам он основании. Lib cit p. 335.

15 Далее рассказывается об исцелении Леонтием языка у Антония и о печальной судьбе двух недостойных монахов Патмоского монастыря предсказанной им патриархом.

16 1 Кор. VI. 3.

17 Т е. изобразив знамение креста.

18 Далее рассказывается о предсмертной болезни Леонида и как он угадал мысли прислуживавшего ему монаха Евлогия.

19 Раньше рассказывалось о чудесном исцелении Леонтия от предшествовавшей болезни, которую все считали смертельною, и о прибавке к его жизни 13 1/2 лет.

20 Храм во имя архангела Михаила, построенный одной бесплодной (steira) патрицианкой по обету в царствование Льва Великого (457—474) Первоначально он имел очень скромные размеры: потом был расширен Юстинианом I (527—565) и наконец заново перестроен Василием Македонянином (867—886); находился в местности, называвшейся Сенаторскою (en tw Senatoriw). Du-Cange, Constantinopolis chistiana lib. IV p. 66.

21 Далее рассказывается о чудесном истечении крови из мощей Леонтия и о нетлении, обнаружившемся по прошествии сорока дней при пеpeлoжeнии их из деревянной раки в каменную.

Текст воспроизведен по изданию: Иоанна Фоки сказание вкратце о городах и странах от Антиохии до Иерусалима, также Сирии, Финикии и о святых местах Палестины конца XII века // Православный палестинский сборник. Вып. 23. СПб. 1889

Еще больше интересных материалов на нашем телеграм-канале ⏳Вперед в прошлое | Документы и факты⏳

Главная страница  | Обратная связь
COPYRIGHT © 2008-2024  All Rights Reserved.