НЕЗАКОННОРОЖДЕННЫЕ ДЕТИ В XVIII в.: НОВЫЕ МАТЕРИАЛЫ О ПОЛУЧЕНИИ В. А. ЖУКОВСКИМ ДВОРЯНСКОГО СТАТУСА

19 апреля 1838 г. ревизионная комиссия департамента Герольдии Сената составила документ, приведший в замешательство самих его авторов. Он назывался "Записка из дела г[осподина] Жуковского", и в нем рассматривалась законность причисления к дворянскому сословию Тульской губ. известного поэта Василия Андреевича Жуковского (1783 - 1852). Комиссия в Туле работала не случайно: по всей империи проводилась ревизия дворянских депутатских собраний по утвержденному Николаем I мнению Государственного Совета от 20 апреля 1834 г. ¹ Император был обеспокоен возросшим числом неродовитых дворян, и задачей комиссии была проверка дворянского статуса целых родов и их отдельных представителей. По делу Жуковского комиссия вынесла резолюцию, утверждавшую, что Тульское депутатское собрание "не вправе было сопричислить [Жуковского] к потомственному дворянству, и потому определение о том состоялось не в законной силе" ². Дело пересмотру не подлежало, и Жуковский тем самым лишался права быть причисленным к дворянскому сословию Тульской губ. Поскольку он не состоял в дворянском сословии никакой другой губернии, это автоматически ставило под сомнение его дворянство как таковое. Пикантность ситуации заключалась в том, что Жуковский с 1825 г. был наставником наследника российского престола вел. кн. Александра Николаевича (будущего царя Александра II), имел чин действительного статского советника и являлся кавалером многочисленных орденов. Получалось, что воспитание наследника было поручено самозванцу, облагодетельствованному царем.

Вопрос о дворянстве Жуковского не получил всестороннего освещения в биографической литературе. Начиная с первой биографии, составленной К. К. Зейдлицем ³ , исследователи повторяют рассказ племянницы поэта А. П. Зонтаг ⁴ о его рождении от пленной турчанки Сальхи, при крещении получившей имя Елизаветы Дементьевны Турчаниновой (ок. 1754 - 1811), и ее барина -богатого тульского и орловского помещика Афанасия Ивановича Бунина (1727 - 1791). Биографы часто говорят о тяжелом положении незаконного ребенка в семье, наложившем отпечаток на склад характера и творческий стиль поэта ⁵. Семейное предание повествует о том, что младенец был крещен и усыновлен Андреем Григорьевичем Жуковским (ум. ок. 1817), бедным киевским дворянином, проживавшим в имении Бунина; от него же мальчик получил фамилию и отчество, а также, по мнению некоторых исследователей, и дворянское звание ⁶. Другие исследователи, ссылаясь на формулярный список поэта 1850 г. ("... вступил в Астраханский гусарский полк сержантом 1785 г. Произведен в прапорщики и принят в штат генерал- поручика Кречетникова младшим адъютантом 1789 г. июля 9. По прошению уволен без награждения чином 1789 г. ноябрь 8" ⁷), утверждают, что Жуковский был причислен к дворянскому сословию как выслуживший офицерский чин ⁸. В действительности дело обстояло не совсем так.

Как становится очевидным при анализе всего доступного теперь комплекса материалов, основой для выдачи Жуковскому дворянской грамоты послужили подложные бумаги, составленные чиновниками Тульского губернского дворянского депутатского собрания при участии тульского и калужского наместника генерал-аншефа М. Н. Кречетникова и утвержденные президентом Военной коллегии кн. Г. А. Потемкиным. Возникает вопрос: почему сильные мира сего были настолько озабочены судьбой малолетнего незаконнорожденного сына провинциального помещика, что пошли на должностные преступления? Огромную роль здесь сыграли, конечно, личные мотивы, не поддающиеся строгому историческому анализу. Однако некоторые соображения, возникающие при сопоставлении архивных документов и свидетельств современников, позволяют уточнить эту страницу биографии Жуковского, а также взглянуть на отношения в [164] среде провинциального дворянства и чиновничества. История получения Жуковским дворянства, проанализированная в контексте русского законодательства XVIII в., помогает проследить практику решения проблемы незаконнорожденных детей ⁹.

На "Дело Тульского дворянского депутатского собрания по внесению в дворянскую родословную книгу Тульской губернии Жуковского Василия Андреевича" ¹⁰ впервые обратил внимание Н. П. Тарасов, отметивший поддельный характер содержащегося в нем формулярного списка 1789 г. Однако он не смог разобраться в подробностях, а главное, в целях и условиях совершения подлога ¹¹. Небольшая работа о некоторых документах "Дела Жуковского" и газетная публикация одного из авторов данной статьи не учитывали других источников ¹². Н. К. Фомин и его соавторы не располагали также достаточными сведениями о семейных связях поэта. Кроме того, указанные работы остались не замеченными специалистами: так, недавнее академическое издание "В. А. Жуковский в воспоминаниях современников" не упоминает ни их, ни архивных документов из "Дела Жуковского", а перепечатанные в нем воспоминания А. П. Зонтаг не сопровождаются комментариями по поводу легенды о рождении и усыновлении поэта.

Василий Андреевич Жуковский родился 29 января 1783 г., что было зафиксировано в метрической книге Покровской церкви с. Мишенского Белевского уезда Тульского наместничества в записи под № 3 от 26 января ¹³ : "Вотчины надворного советника Афанасия Ивановича Бунина у дворовой вдовы Елисаветы Дементьевой родился незаконнорожденный сын Василий" ¹⁴. Там же упоминалось о крещении младенца, состоявшемся 30 января того же года. Никакого указания на усыновление мальчика Андреем Жуковским метрические книги не содержали. Имена восприемников при крещении (считается, что одним из них был А. Г. Жуковский) в записях тоже не указывались. Не упоминалась фамилия Жуковский по отношению к Василию и в исповедальных росписях того же села за 1787 - 1789 и 1796 гг., а указывались только "вдова Елисавета Дементьева и сын ее Василий", к чему в последний год было добавлено "Андреев 15-ти лет" ¹⁵. Таким образом, об усыновлении мальчика Андреем Жуковским мы знаем только из семейных преданий.

Российское законодательство XVIII в. очень строго относилось к детям, родившимся вне законного брака (брака, совершенного по обряду Церкви с соблюдением всех необходимых условий), практически не признавая за ними никаких прав. Зафиксированное в Уложении 1649 г. (гл. X, ст. 280), это положение действовало на протяжении всего XVIII в. и было подтверждено указом от 13 июня 1812 г. ¹⁶ Уложение лишало внебрачного ребенка права на узаконение, требуя ни в каком случае его к законным "не причитати, и поместий и вотчин того, кто его беззаконно прижил, ему не давать". Устав Петра I о податях, не потерявший своей силы и во времена Екатерины II, вычеркивал незаконнорожденных детей дворян из привилегированного сословия: "Незаконнорожденные, к какому бы званию ни принадлежали их матери, подкидыши и не помнящие родства, приписываются к податным обществам до совершеннолетия". По достижении совершеннолетия они "мог[ли] оставаться в том звании, в какое приписаны воспитателями, или же избрать, по собственному усмотрению, другое звание" ¹⁷. Однако "избрать" дворянское звание "по собственному усмотрению" было невозможно. Указ от 3 августа 1744 г. подчеркивал, что незаконнорожденных детей следует записывать за теми людьми, кем они воспитаны, "и быть у них вечно, яко крепостным" ¹⁸. Таким образом, дворянин, воспитывавший незаконного ребенка в своей семье и готовый признать его, формально не имел права передать ему свое звание и обязан был приписать его к своим крепостным крестьянам. Указ от 7 февраля 1762 г. подтверждал запрещение вводить незаконнорожденных "в знатное шляхетство", в наследство и "в фамилию" по воле их воспитателей ¹⁹. Закон строго стоял на страже "чистоты" дворянства, всячески препятствуя распространению сословных привилегий на "недостойных" граждан, что объяснялось, в первую очередь, фискальными интересами государства, стремившегося увеличить податное население и ограничить раздробление дворянских имений.

Усыновление незаконнорожденных детей законодательством XVIII в. не предусматривалось. Термин "усыновление" появляется только в законодательстве XIX в., причем разрешение на него могло исходить исключительно от высшей инстанции - от государя. В мнении Государственного Совета от 13 июля 1801 г. специально оговаривается: "Усыновление, подобно узаконению, зависит от верховной власти: никто, кроме государя, не может даровать политического и гражданского состояния" ²⁰. Редкие случаи удовлетворения подобных просьб основывались на особых заслугах просителя перед отечеством и лично царем. Такой вариант официального усыновления художественно представлен в судьбе Пьера Безухова в "Войне и мире" Л. Н. Толстого. Реальный случай дарования в 1796 г. потомственного дворянства незаконным детям Федора Орлова (брата фаворита Екатерины) с разрешением носить фамилию отца ²¹ - редчайший для XVIII в. эпизод, исключительность которого подчеркивается тем, что даже собственным детям императрицы (в частности, А. Г. Бобринскому, сыну Григория Орлова) право носить фамилию отца [165] дано не было. Позже и эта возможность узаконить социальный статус незаконнорожденных детей дворянства была отменена: указом 1829 г. Николай I повелел прошений об их усыновлении и узаконении не принимать и не рассматривать ²².

Экскурс в российское законодательство показывает, что официальное усыновление Василия Жуковского его крестным отцом никак не могло состояться в рамках действовавших законов. Даже если бы Андрей Жуковский признал Василия своим сыном, то усыновления произойти не могло: он не был женат на матери ребенка, и родившийся ребенок считался незаконнорожденным, что было официально зарегистрировано в метрической книге. Как крестный отец он имел право только на передачу ребенку своих фамилии и отчества. Так что история усыновления, рассказанная А. П. Зонтаг, является скорее семейным преданием, нежели реальным фактом.

Настоящий отец Василия Жуковского, А. И. Бунин, вряд ли думал о его усыновлении. Согласно действовавшим законам, он был обязан приписать его к своим крепостным, учет которых происходил в момент ревизии населения. Очередная, IV ревизия прошла всего за год до рождения Василия (1782) и, учитывая, что ревизии проводились нечасто, можно было не спешить с записью ребенка, для которого Бунин явно не хотел участи крепостного. Согласно семейному преданию, он был сильно привязан к матери Жуковского, с которой жил в отдельном флигеле и имел еще трех дочерей, умерших до рождения Василия. Мальчик воспитывался в семье отца наравне с внучкой Буниных Анной Юшковой (в замужестве Зонтаг).

Чтобы обеспечить будущее сыну, Бунин должен был найти способ получить для него статус дворянина. Дело, однако, значительно осложнялось законодательным нововведением Екатерины II - Жалованной грамотой дворянству 1785 г., провозгласившей особые права и привилегии сословия. Этот документ четко сформулировал и правила, по которым доказывалась принадлежность тех или иных лиц к дворянству: "Благородными разумеются все те, кои или от предков благородных рождены, или монархами сим достоинством пожалованы" ²³. Таким образом, в отличие от Табели о рангах Петра I (1722), утверждавшей в качестве главного способа приобретения шляхетства службу, Жалованная грамота ставила на первое место происхождение. Актом, закреплявшим статус потомственных дворян, становилось внесение в дворянскую родословную книгу той губернии, на территории которой находились их недвижимые имения. Личное дворянство права на внесение в книги не давало. Среди доказательств главнейшими были документы о родстве с предками, пожалованными в дворянское достоинство, грамоты на владения недвижимостью и патенты на чины, дававшие статус потомственного дворянства (в действительной военной службе чин прапорщика, соответствовавший XIV классу по Табели о рангах, а в штатской службе чин коллежского асессора, соответствовавший VIII классу). У Буниных не было проблем с доказательством собственного дворянства, но для Жуковского запись "незаконнорожденный" в метрической книге и отсутствие грамот на имения перечеркивали всякую возможность претендовать на принадлежность к дворянскому роду. Оставалась последняя возможность: добиться патента на чин прапорщика.

В XVIII в. в России существовала устойчивая традиция записи малолетних дворянских сыновей в полки, где они получали отпуск до совершеннолетия "для прохождения наук". Так как по указу Петра I все дворяне должны были начинать военную службу с солдат, то к моменту реального попадания в полк юноши обычно успевали "выслужить" себе первый офицерский чин прапорщика. Эта практика, хорошо знакомая нам по судьбе Петра Гринева из "Капитанской дочки" А. С. Пушкина, распространялась только на дворянских детей. Кроме знакомства с командиром, бравшимся принять в "службу" едва родившегося младенца, для записи в полк формально требовалось доказательство его дворянского статуса. Канцелярия полка обязана была подавать сведения о недорослях в Герольдмейстерскую контору Сената, где данные о них сверялись со списками дворян из разрядного архива. С указанием "незаконнорожденный" в метрическом свидетельстве Жуковский не мог пойти этим путем. Альтернативным вариантом была не запись в полк, а документ об уже пройденной военной службе, данные которого не стали бы проверяться в Герольдмейстерской конторе, что было возможно, когда на действительной службе в российской армии оказывался иностранец, в первую очередь выходец из Польши.

По законам 1749 и 1765 гг. польские граждане "свободного состояния" на русской службе признавались подданными России, причем рекомендовалось "не отказывать" в подданстве всем желающим, если "с польской стороны претензии об них не последует" ²⁴. После присоединения к России по первому разделу Польши (1772) части белорусских земель населявшие их польские граждане получили российское гражданство. Польский шляхтич, выслуживший в русской армии чин прапорщика, получал, даже не имея недвижимости в России, право на потомственное российское дворянство. Этот вариант и решили использовать родные Жуковского. В октябре 1789 г. в Военную коллегию был подан формулярный список о действительной военной службе [166] Василия Жуковского, происходившего "из вольноопределяющихся польских шляхтичей". Одновременно подавалось и прошение о его отставке.

Согласно этому формулярному списку (документ № 1), будущий поэт находился на действительной военной службе с 15 сентября 1783 г., получил чины ефрейтора, капрала и вахмистра, а с 9 июля 1789 г. был младшим адъютантом генерал-поручика М. Н. Кречетникова. Он принял участие в походах русской армии 1788 и 1789 гг. против турок в Молдавию и участвовал в сражении при рч. Сальче и в обстреле Измаила. В списке также значилось, что на момент его составления Жуковскому был 21 год. Подлинный документ был подписан генерал-поручиком М. Н. Кречетниковым.

Даже беглый взгляд на документ не оставляет никаких сомнений в его поддельности: поляком Жуковский не был, в 1789 г. ему было только 6 лет и принимать участие в военных сражениях в должности адъютанта он никак не мог. Сопоставление с формулярным списком 1850 г. убеждает не только в фиктивности документа 1789 г., но и в том, что юного Василия в полк вообще не записывали. Если из списка 1789 г. следует, что Жуковский начал служить в 1783 г. ефрейтором и прошел всю службу при штабе Кречетникова (никаких других полков в нем не указывается), то в списке 1850 г. значится, что он поступил на службу в 1785 г. сержантом в Астраханский гусарский полк. Между тем известно, что по реформе 1783 - 1784 гг. все гусарские полки в России были переименованы в легкоконные и только в 1797 г. при Павле I название "гусарские" было восстановлено для некоторых из них ²⁵. Таким образом, быть записанным в гусарский полк в 1785 г. Жуковский в любом случае не мог. Запись в формуляре 1850 г. появилась, скорее всего, со слов самого Жуковского, который вряд ли точно помнил, что писалось в бумагах 60 лет назад, а проверить не мог, так как документ 1789 г. хранился в Военной коллегии.

Формулярный список 1789 г. интересен еще и тем, что в нем впервые встречается фамилия Жуковский, не употреблявшаяся, как мы видели, в исповедальных записях 1787 - 1789 гг. Ясности с полным именем ребенка на тот момент еще не было, что подтверждается отчеством Жуковского в прошении об отставке: в заголовке он назван Василием Афанасьевым сыном Жуковским. Вероятно, в момент составления фиктивных документов в семье уже было решено использовать фамилию крестного отца мальчика, нерусское звучание которой позволяло избежать пристального внимания к происхождению ее носителя, а про отчество забыли или предполагали дать отчество по настоящему отцу, что часто делалось в подобных ситуациях. На эту деталь обратили внимание чиновники Главного штаба Военного министерства при снятии копии в 1903 г., отметив, что Жуковский "сам по пунктам подписался, не назвав себя по отчеству" ²⁶ , но деликатно не выказав подозрения в несостоятельности документов. В Военной же коллегии в 1789 г. не заметили подделки, и формуляр был подписан ее президентом кн. Потемкиным вместе с прошением Жуковского об отставке. На этом основании он был уволен от службы "на собственное пропитание тем же чином". Желанный чин прапорщика был получен.

Чтобы понять, как удалось родным Жуковского добыть документы на чин, необходимо поближе познакомиться с семьей Бунина и разобраться в его родственных связях. Афанасий Иванович вышел в отставку в 1759 г. в чине секунд-майора ²⁷ , но в 1763 г. был вновь призван на службу именным указом императрицы, учредившей Коллегию экономии и назначившей Бунина асессором в ней ²⁸. За год работы в коллегии у него не могли не появиться знакомства в высшем столичном обществе, в частности, его близким другом стал Григорий Орлов ²⁹. В 1764 г. Бунин был назначен в Калугу товарищем воеводы, в 1778 г. - в Белев городничим, затем председателем калужского губернского магистрата с награждением чином надворного советника, а в следующем году - советником в палату уголовного суда. В 1782 г. Бунин подал челобитную Екатерине II с просьбой разрешить ему отставку "по слабости здоровья и по старости лет" ³⁰ и, получив ее, окончательно обосновался в родовом имении - с. Мишенском. Послужной список, чины и связи в Петербурге и в собственном наместничестве (он был близко знаком с наместником Кречетниковым ³¹) обеспечили Бунину уважение в среде местного дворянства, которое избрало его своим уездным предводителем ³².

К моменту отставки Бунина из одиннадцати детей, рожденных в браке с Марьей Григорьевной, урожденной Безобразовой (ок. 1728 - 1811), в живых остались только четыре дочери. Смерть единственного сына Ивана (1762 - 1781) переживалась родителями особенно тяжело: горечь потери усугублялась тем, что умер он, согласно семейному преданию, накануне свадьбы с дочерью графа Орлова. Дочери Буниных подрастали и поочередно выходили замуж. Старшая, Авдотья (1754 - 1813), по первому мужу Крюкова, вторично была замужем за Д. И. Алымовым, директором таможни в Кяхте. Вторая, Наталья (1756 - 1789), была выдана за Н. И. Вельяминова, советника Тульского наместнического правления. Всем было хорошо известно, что она имела любовную связь с наместником Кречетниковым. Третья дочь, Варвара (1768 - 1797), вышла за [167] полковника П. Н. Юшкова, судью Белевского уездного суда. Наконец, самую младшую, Екатерину (1770 - 1848), позже выдали за полковника А. И. Протасова, брата тульского губернского предводителя.

Учитывая высокое положение в обществе самого Бунина и его новых родственников, для семьи не составило особого труда подготовить фиктивный формулярный список о службе Василия Жуковского. Не могло быть лучшего кандидата для его подписания, чем генерал Кречетников, получивший в апреле 1789 г. приказ отправиться для командования одной из дивизий в Молдавию ³³ , где Россия вела очередную войну против Турции. До включения его дивизии в состав армии генерал-аншефа кн. Н. В. Репнина в сентябре 1789 г. Кречетников пользовался известной независимостью и легко мог "взять" к себе в штаб младшего адъютанта из поляков, сведения о котором можно было не подавать в Герольдмейстерскую контору в связи с особой ситуацией военного времени. В составе армии Репнина дивизия Кречетникова приняла участие в разгроме турецких войск у рч. Сальчи, в преследовании их до Измаила и в обстреле города. Конечно же, строки об этих сражениях появились в формулярном списке Жуковского. Победы русской армии осенью 1789 г. повлекли за собой награждения и повышения, которые Потемкин легко подписывал, находясь в хорошем расположении духа. Именно в такой благоприятный момент, сразу после взятия Бендер 4 ноября 1789 г., к нему попали формулярный список и прошение об отставке младшего адъютанта Жуковского. На их основе 22 марта 1795 г. был выписан патент на чин прапорщика (документ № 2). Интересно, что в нем не упоминались ни возраст, ни отчество Василия Жуковского, зато впервые четко формулировался ранг прапорщика и звание офицера.

Так удачно начатый процесс добывания дворянства для будущего поэта мог совершенно приостановиться в 1791 г. со смертью его отца. Вдове и взрослым дочерям с их собственными семьями и непростыми проблемами могло быть не до забот о незаконном ребенке. Тем не менее они с готовностью выполняли предсмертную просьбу Бунина - не оставить 8-летнего Васю без попечения. Очевидно, что назначение (по инициативе Кречетникова) Николая Вельяминова вице-губернатором и выборы (тоже не без протекции наместника) Андрея Протасова губернским предводителем дворянства в 1793 г., а Петра Юшкова и Степана Вельяминова уездными депутатами ³⁴ , заметно упрощали вопрос о внесении Жуковского в дворянские родословные книги Тульской губ. К прошению в дворянское депутатское собрание от 25 апреля 1795 г. (документ № 3) юный Жуковский вместе с патентом прилагал "по форме о себе список", в котором говорилось, что имения за ним не состоит, а проживает он в Туле. Кроме того, впервые указывался реальный возраст просителя на тот момент - 12 лет ³⁵. Теперь можно было не бояться этого факта, поскольку в патенте возраст не указывался и подтасовка фактов в формулярном списке 1789 г. на этом этапе замечена быть не могла. Указывать же фиктивный возраст в списке было опасно, так как депутаты дворянского собрания, не посвященные в тонкости получения Жуковским чина, могли знать его лично и заметить расхождение в данных. Патент не упоминал также и об отставке от службы, поэтому соответствующую графу предусмотрительно оставили незаполненной: слово "отставка" в отношении 12-летнего ребенка, выслужившего уже офицерский чин, выглядело бы странно и могло привлечь ненужное внимание. Поданные документы вполне убедительно доказывали офицерский чин Жуковского и его проживание на территории губернии.

Примечательно, что прошение было рассмотрено в тот же день, последним среди восьми дел о внесении дворян в родословные книги. Депутаты дали указание секретарю собрания сочинить протокол о выдаче Жуковскому дворянской грамоты с подбором соответствующих статей законов. По журнальной записи получалось, что Жуковский за один день повзрослел на целый год -в постановлении указывалось, что ему уже 13 лет. Среди 12 подписей в журнале мы находим 4 знакомые фамилии: Андрей Протасов, Петр Юшков, Степан Вельяминов и Егор Крюков ³⁶. Секретарь сочинил нужные документы опять-таки в тот же день: определение Тульского дворянского депутатского собрания ³⁷ повторяло запись в Журнале, а черновой экземпляр журнального постановления уже содержал ссылки на все необходимые законы ³⁸. Доказательства "военного дворянства", представленные Жуковским, признавались "достаточными", и просителя решено было вписать во вторую часть дворянской родословной книги, куда вносились выслужившие дворянский статус действительной военной службой. 1 июля 1795 г. Жуковскому была выдана дворянская грамота (документ № 4), подписанная все теми же лицами. Желанная цель была достигнута.

Согласно Жалованной грамоте дворянству копии дворянских родословных книг должны были посылаться в Герольдию Сената для хранения, где их выборочно проверяли. Однако семы имела основания надеяться, что в Петербурге не обратят внимания на мелкого провинциальной дворянина из поляков, выслужившего дворянство военной службой. В случае же осложнений оставалась возможность использовать родственные связи при дворе: камер- фрейлина Анна [168] Степановна Протасова была, по отзывам современников, "любимицей" Екатерины II и входила в самый узкий круг приближенных императрицы ³⁹. Но осложнений не возникло.

Теперь, когда Жуковский стал потомственным дворянином, надо было думать о его дальнейшей судьбе. Хотя обязательная служба дворян была отменена указом 1762 г., избегать службы считалось позорным, а для Жуковского, не имевшего никаких источников существования, не служить было и просто невозможно. Военная служба по-прежнему являлась наиболее престижной, так что вполне естественно, что выбор семьи пал на военную карьеру. Этому соответствовало и "самое воинственное расположение" юного Жуковского, а также его полная "неспособность" к наукам, проявившаяся в исключении его из Тульского главного народного училища ⁴⁰. Жуковский числился в отставке с 1789 г., чины не росли, и возникла острая необходимость реальной записи его в какой-либо полк, чтобы к началу действительной военной службы в 16 лет он не оказался позади других дворянских отпрысков, с рождения записанных в полки. Известно, что попытка записать его в Рязанский пехотный полк в 1795 г. ни к чему не привела ⁴¹. Вопрос оказался совсем закрытым после вышедшего 8 ноября 1796 г. указа Павла I о запрещении принимать в военную службу малолетних детей. Пришлось думать о гражданской службе, а значит, и о продолжении обучения наукам.

В 1797 г. Жуковский поступил в Московский Университетский благородный пансион, двери которого открылись ему благодаря грамоте на дворянство. История его обучения известна в подробностях и к нашей теме не имеет прямого отношения, за исключением того факта, что именно тогда он стал собственником недвижимости, что подтвердило его статус. Исследователи уже высказывали предположение, что у руководителей пансиона могли возникнуть сомнения если не в подлинности дворянства их нового воспитанника, то в гарантированном поступлении платы за обучение, которую брали на себя формально чужие ему люди. Порукой могла служить недвижимость, принадлежавшая самому ученику, поэтому, приехав в родные края летом 1797 г., Жуковский формально стал собственником дома в Белеве, проданного ему его сводной сестрой Авдотьей Алымовой ⁴².

Закончив пансион, Жуковский в феврале 1800 г. поступил в Главную соляную контору в Москве. Выбор места службы не был случайным: незадолго до того место директора в этой конторе получил бывший тульский вице-губернатор, сенатор Н. Е. Мясоедов, который взял в помощники своего близкого друга - Н. И. Вельяминова ⁴³. Для Жуковского служба под началом родственника должна была быть наименее обременительной. При поступлении он представил свое прошение и документ на чин - "Пашпорт" от генерал-аншефа М. Н. Кречетникова, выписанный в 1793 г. На его основе Жуковский был переименован из прапорщиков в городовые секретари и определен для "исправления дел в бухгалтерском столе" ⁴⁴. Через год он получил продвижение по службе и чин титулярного советника, с которым тотчас (и не без скандала) уволился.

Представленный Жуковским при поступлении на службу "Пашпорт" (далее: паспорт) до тех пор нигде не фигурировал. Появление его не было вызвано формальными требованиями, так как главным документом о службе оставался формулярный список, и паспорт, хотя и в сжатом виде, фактически его дублировал. Документ гласил: "По Указу ея величества государыни императрицы Екатерины Алексеевны <...> объявитель сего бывший в штабе моем по чину генерал-поручика младший адъютант Василий Жуковской, который в 1789-м году ноября 8 дня уволен главною командою в отставку без награждения чином за невыслужением в настоящем чине указанного срока, в засвидетельствование чего ему сей дан за подписанием моим с приложением гербовой печати в Туле. Генваря 21-го дня 1793 года <...> Генерал-аншеф, сенатор, тульский и калужский генерал-губернатор <...> Михайло Кречетников". Паспорт скрепляли личная подпись Кречетникова и печать ⁴⁵.

Как видим, этот документ составлен очень умело: ни возраст Жуковского, ни характер службы в нем не указываются, а объявляется только, что он служил у генерала Кречетникова младшим адъютантом и с этим чином был уволен. Паспорт не упоминает "выслуженное военное дворянство", более того, само дворянство не подвергается сомнению, так как в должности адъютанта мог служить только дворянин. Таким образом, представленные при поступлении на службу документы никак не выдавали "не вполне" законный способ получения дворянства, а просто констатировали его наличие. Представь Жуковский в Соляную контору в качестве доказательства чина прапорщика формулярный список 1789 г., чиновники сразу же заметили бы поддельность документа, данные которого не соответствовали реальному возрасту просителя. Паспорт же не вызывал сомнений: ведь чин прапорщика, по существовавшей практике, дворянские отпрыски часто получали еще до поступления в действительную службу.

Не случайно и то, что паспорт, выписанный в 1793 г., не был использован в 1795 г. для получения Жуковским дворянства, ибо факт "прохождения" действительной военной службы был [168] главным в тот момент и именно он определял возможность записи в дворянские родословные книги. Паспорт, специально этого не оговаривая, не мог служить основанием для положительного решения о потомственном дворянстве. Кроме того, в паспорте имелись разночтения с формулярным списком 1789 г.: формуляр гласил, что прошение об увольнении было подписано Потемкиным 4 декабря и определение Военной коллегии об этом состоялось 16 июля 1790 г. ; в паспорте же датой увольнения значится 8 ноября 1789 г. Вероятно, в момент составления паспорта формулярный список находился в Военной коллегии, а паспорт был выписан Кречетниковым в Туле без согласования с архивами коллегии. Семья Жуковского, выхлопотав у Кречетникова два документа (формулярный список 1789 г. и паспорт 1793 г.), поступила очень дальновидно. Документы совпадали в главном - констатировали чин прапорщика. Однако, делая акцент на разных аспектах службы, они фактически служили двум различным целям: формулярный список давал основание для приобретения дворянства, а паспорт констатировал его наличие.

Подробности получения дворянского статуса не упоминаются ни в дневниках поэта, ни в семейной переписке. Сознание Жуковским фиктивности своего дворянства - военной службы только на бумаге - могло сыграть свою роль в его решении вступить добровольцем в Московское ополчение в августе 1812 г. Не подвергая сомнению патриотический порыв поэта, скажем лишь, что действительная служба в армии как бы закрывала нежелательные страницы его биографии. Реальное участие в военных действиях с получением чина штабс- капитана и награждением орденом Св. Анны 2 класса давали Жуковскому все необходимые формальные и законные основания для потомственного дворянства.

Хотя решение комиссии Герольдии 1838 г. отмечало незаконность внесения Жуковского в дворянские родословные книги, чиновники не посмели сделать следующий шаг - официально объявить дворянский статус поэта недействительным. Примечательно, что решения о недоказанности дворянства выносились комиссией довольно часто, и в таких случаях запрашивались недостающие документы и новые доказательства. В результате "чистки" 1830-х гг. многие дворянские роды Тульской губ. либо лишились статуса вовсе, либо вынуждены были изменить номер родословной книги ⁴⁶. Тщательно составленное определение комиссии о Жуковском, написанное без единой помарки (в отличие от большинства подобных определений), наводит на мысль, что чиновники хорошо знали, чье дело им пришлось "ревизовать", и постарались круглыми формулировками не побуждать к дальнейшим расследованиям. Тульское дворянское депутатское собрание, в свою очередь, не предприняло никаких шагов по вычеркиванию Жуковского из своих рядов. Поэт, несомненно, был извещен о результатах ревизии, но для него это не имело теперь большого значения (кроме, естественно, моральной стороны вопроса о подделке документов). Как кавалер многочисленных русских и иностранных орденов он действительно заслужил к этому моменту свой дворянский статус. Поэтому даже после постановления комиссии Герольдии получение им в 1839 г. диплома на дворянское достоинство по Петербургской губ. ⁴⁷ , где поэт проживал в тот момент, не составляло большого труда ни с законной, ни с практической точек зрения.

Подробности дела о дворянстве Жуковского были вызваны на свет еще раз в 1902 г., в момент подготовки к празднованию 120-летия со дня рождения поэта, когда тульское дворянство решило включить в свой состав сына Жуковского Павла ⁴⁸. Последний не имел на это формального права, поскольку не проживал на территории губернии и не имел там собственности. В связи с этим было поднято дело отца, в котором и обнаружилось постановление 1838 г. Из дела следовало, что оно "на ревизию в Правительствующий Сенат не представлялось за неимением при деле документа о всей службе Василия Андреевича Жуковского", в связи с чем из Военного министерства была запрошена копия формулярного списка 1789 г. Когда несоответствия стали очевидными, дворянское собрание приняло "мудрое" решение закрыть глаза на очевидный подлог в документах и "пополнить" их сведениями о более поздней службе поэта. Постановление собрания от 17 ноября 1903 г. гласило: "Принимая во внимание, что тайный советник Василий Андреевич Жуковский постановлением дворянского депутатского собрания, 25 июля 1795 года состоявшимся, по личным своим военным заслугам признан в потомственном дворянстве со внесением во вторую часть дворянской родословной книги, и документы о всей его службе в настоящее время при деле имеются, следовательно замеченный недостаток пополнен". Соответственно, собрание с гордостью восстановило Жуковского среди своих членов и постановило причислить к сему роду Павла Жуковского ⁴⁹.

Совершенно очевидно, что подобное "исправление недостатков" в деле о дворянском статусе незаконнорожденного ребенка (факт, широко известный к тому времени по публикациям Грота, Зейдлица и др.) было возможным только благодаря высокому положению Жуковского - поэта и придворного, чью посмертную память его земляки не посмели омрачить. Реакция [170] чиновников разного уровня как в 1838 г., так и в 1903 г. любопытна, но объяснима. Наиболее интересными в этой истории представляются усилия родственников Жуковского по добыванию дворянства для него. Использование любых возможностей, составление поддельных документов, риск, с этим связанный, - все это так не похоже на привычное отношение дворян к своим незаконным детям, часто пополнявшим низшие слои общества (вспомним, например, Смердякова из "Братьев Карамазовых" Ф. М. Достоевского). Факт становится еще более примечательным, когда мы узнаем, что ни Андрей Протасов, воспитывавший двух своих побочных сыновей и дочь, ни Петр Юшков, имевший незаконного сына от крепостной, ничего не сделали для приобретения дворянского статуса для них. Жуковский был на особом положении в семье, но не как обездоленный, из жалости взятый в барский дом незаконный ребенок, а как всеобщий любимец.

Исключительно благоприятная ситуация, основанная на высоком положении родственников Жуковского в местном дворянском обществе и их отношениях с сильными мира сего, позволила реализовать планы семьи. Сеть родственных и дружеских связей, развернутая как в "горизонтальном" (на уровне местного дворянства), так и в "вертикальном" (связи при дворе) направлениях, будучи необычайно обширной, открывала почти неограниченные возможности.

Дело Жуковского примечательно еще и тем, что большинство лиц, так или иначе в него вовлеченных, не были в строгом смысле слова семьей. Более того, и Протасов, и Вельяминов, и Юшков имели многочисленных прямых родственников, а также законных и незаконных детей, требовавших внимания и заботы. Использовать свои связи ради чужого внебрачного сына означало расходовать кредит, который не мог быть безграничным. Возможно, что влиятельным мужчинам из окружения Жуковского не было бы никакого дела до него, если бы не участие в его судьбе родственниц-женщин. Создается впечатление, что эмоционально и идейно женщины были подлинными вдохновительницами дела, а мужчины в данном случае лишь исполняли их волю. Подобная модель тендерных отношений не совсем соответствует традиционному взгляду на положение женщины в обществе и семье в XVIII в., согласно которому она была материально и морально зависима в "мужском" мире. Решающее влияние женщины в сфере семьи и частной жизни (что является несомненным в случае семьи Жуковского - настоящего "женского царства" ⁵⁰) находило прямой выход в сферу социальную, формируя и направляя вектор социальной активности мужчин. Создавая особую атмосферу любви и духовной близости в семье, женщины из окружения Жуковского привносили гуманистический элемент в общественную жизнь, побуждая своих мужей и любовников действовать во имя благородных целей (хотя и не всегда с помощью благородных средств). Вследствие настойчивости и искренней любви своих родственниц Василий Андреевич Жуковский избежал участи тысяч других незаконнорожденных детей из дворянских семей, которых закон лишал права на достойное существование. Рассмотренный случай раскрывает один из вариантов реального решения проблемы, из-за распространенности явления стоявшей чрезвычайно остро и не нашедшей адекватного отражения в российском законодательстве XVIII в.

Глаголева Ольга Евгеньевна, кандидат исторических наук, университет Торонто (Канада).

Фомин Николай Кириллович, ведущий специалист Государственного архива Тульской области.

Комментарии

1. ПСЗ-2. Т. 9. № 7007.

2. Государственный архив Тульской области (далее: ГА ТО), ф. 39, он. 2, д. 841, л. 6.

3. Зейдлиц К. К. Жизнь и поэзия В. А. Жуковского: 1783 - 1852. СПб., 1883.

4. В. А. Жуковский в воспоминаниях современников. М., 1999 (далее: ЖВС). С. 92 - 108.

5. Веселовский А. Н. В. А. Жуковский. Поэзия чувства и "сердечного воображения". Пг., 1918. С. 43.

6. Афанасьев В. Жуковский. М., 1986. С. 10.

7. Русский архив. 1902. Кн. 2. Вып. 5. С. 85 - 87.

8. Иезуитова Р. В. Жуковский и его время. Л., 1989. С. 44.

9. Работы о русском семейном законодательстве обычно лишь вскользь упоминают проблему незаконных детей. Дореволюционные публикации, специально посвященные проблеме юридического статуса внебрачных детей, практически не касаются законодательства XVIII в. и полностью обходят практику решения вопроса. См.: Цатурова М. К. Русское семейное право XVI- XVIII вв. М., 1991; Ransel D. L. Mothers of Misery. Child Abandonment in Russia. Princeton. N. Y., 1988; Григоровский С. Сборник церковных и гражданских законов о браке и разводе, узаконение, усыновление и внебрачные дети. СПб., 1903; его же. О браке и разводе, о детях внебрачных, узаконении и усыновлении и о метрических документах. СПб., 1910; Загоровский А. О незаконных детях по русскому законодательству // Вестник Европы. Т. 94. Кн. 2. 1882. С. 379 - 404; Филатов С. Положение незаконнорожденных по русскому законодательству // Друг женщин. 1883. № 9. С. 65 - 82.

10. ГА ТО, ф. 39, оп. 2, д. 841. В деле 48 листов. Далее: "Дело Жуковского". Наиболее интересные документы из дела публикуются ниже.

11. Тарасов Н. П. Материалы о Жуковском (К 165-летию со дня рождения) // Коммунар. (Тула). 1948. 11 февраля; его же. В. А. Жуковский и Тульский край // Литературная Тула. Кн. 2. Тула, 1955. С. 176 - 192.

12. Портнова Н. А., Фомин Н. К. Дело о дворянстве Жуковского // Жуковский и русская культура. Л., 1987. С. 346 - 350; Некрасов И., Фомин Н. "Счастье к бытию меня не приучало... " // Молодой коммунар (Тула). 1986. 9 сентября. С. 6 - 7.

13. Считается, что дата "26 января" является ошибочной. Подробнее см.: Зейдлиц К. К. Указ. соч. С. VI-XIII.

14. Грот Я. К. В. А. Жуковский: 1783 - 1852. Столетняя годовщина дня его рождения // Русская старина. Т. 37. 1883. С. 429.

15. Там же. Здесь явная ошибка в определении возраста Жуковского, которому в 1796 г. было 13 лет.

16. ПСЗ-1. Т. 32. № 25140.

17. Загоровский А. Указ соч. С. 380 - 381.

18. ПСЗ-1. Т. 12. N9011.

19. Там же. Т. 15. № 11436.

20. Цит. по: В[асилье]в И[лларио]н. О гражданском состоянии женского пола в России // Вестник Европы. 1826. № 19 - 20. С. 216.

21. Дворянские роды Российской империи. Т. 2. Князья. СПб., 1995. С. 193 - 196.

22. ПСЗ-2. Т. 4. № 3027.

23. ПСЗ-1. Т. 22. № 16187. Ст. 91.

24. Там же. Т. 13. № 9600; Т. 17. № 12459 (гл. X, п. 3).

25. Военная энциклопедия. Т. 2. М., 1994. С. 535.

26. ГА ТО, ф. 39, оп. 2, д. 841, л. 23 - 23 об.

27. Долгова С. Р., Кононова А. Ю. Новые материалы о родине и предках поэта (по материалам ЦГАДА) // Жуковский и русская культура. С. 345.

28. ПСЗ-1. Т. 16. № 11814.

29. Елагина Е. И. Семейная хроника. Рукопись. РГБ ОР, ф. 99, оп. 23, д. 14, л. 28.

30. Долгова С. Р., Кононова А. Ю. Указ. соч. С. 345.

31. Елагина Е. И. Указ. соч.

32. Мартынов П. М. Село Мишенское, родина В. А. Жуковского // ЖВС. С. 490.

33. ГА ТО. ф. 54, оп. 5, д. 2241, л. 1.

34. Чернопятов В. И. Дворянское сословие Тульской губернии. Т. 1 (X). М., 1908. С. 7, 13, 15; ГА ТО, ф. 39, оп. 2, д. 1271, л. 18.

35. ГА ТО, ф. 39, оп. 1, д. 1277, л. 288.

36. Там же, д. 10, л. 250 - 259.

37. Там же, оп. 2, д. 841, л. 2.

38. Там же, л. 3 - 3 об.

39. Головина В. Н. Мемуары // История жизни благородной женщины. М., 1996. С. 98, 115. А. С. Протасова приходилась родственницей Андрею Протасову.

40. Зонтаг А. П. Указ. соч. С. 106; Плетнев П. А. О жизни и сочинениях В. А. Жуковского // ЖВС. С. 381.

41. Власов В., Назаренко И. "Минувших дней очарованье". Тула, 1983. С. 28; Некрасов И., Фомин Н. Указ. соч. С. 7.

42. Некрасов И., Фомин Н. Указ. соч. С. 7.

43. Долгоруков И. М. Записки князя И. М. Долгорукова. Повесть о рождении моем, происхождении и всей жизни. 1764 - 1800. Пг., 1916. С. 418, 425.

44. РГАЛИ, ф. 198, оп. 1, д. 120. л. 2.

45. Там же, л. 1.

46. ГА ТО. ф. 39, оп. 2; Чернопятов В. И. Указ. соч. Т. 3 (XII).

47. Бобринский А. А. Дворянские роды, внесенные в общий гербовник Российской империи. Ч. 2. СПб., 1890. С. 675.

48. Подробнее см.: Портнова Н. А., Фомин Н. К. Указ. соч. С. 349 - 350.

49. ГА ТО, ф. 39, оп. 2, д. 841, л. 29 - 30 об.

50. Подробнее см.: Glagoleva O. E. Dream and Reality of Russian Provincial Young Ladies, 1700 - 1850. Pittsburgh, 2000.

Текст воспроизведен по изданию: Незаконнорожденные дети в XVIII в.: новые материалы о получении В. А. Жуковским дворянского статуса // Отечественная история, № 6. 2002