Мобильная версия сайта |  RSS
 Обратная связь
DrevLit.Ru - ДревЛит - древние рукописи, манускрипты, документы и тексты
   
<<Вернуться назад

НОВЫЙ ДОКУМЕНТ О ПОСОЛЬСТВЕ Н. Н. МУРАВЬЕВА-АМУРСКОГО В ЯПОНИЮ (1859 г.)

После установления регулярных отношений между Россией и Японией (Симодский трактат 1855 г., дополнительный трактат 1857 г. и открытие российского консульства в Хакодатэ в 1858 г.) правительства обеих стран продолжали в течение некоторого времени обсуждать неурегулированные вопросы. Один такой вопрос — о русско-японской границе — обсуждался 20 лет, до 1875 г. В течение этого времени русские посольства не один раз прибывали в Японию.

5/17 августа 1859 г. для переговоров о проведении государственной границы по проливу Лаперуза в Японию прибыл генерал-губернатор Восточной Сибири Н. Н. Муравьев-Амурский. Однако все его старания не достигли цели (в значительной степени из-за противодействия европейских держав и сложности международной обстановки после Крымской войны), и он должен был возвратиться на родину ни с чем.

Это был один из многих эпизодов в трудной истории нормализации русско-японских отношений, сам по себе, известный в деталях и лишенный сенсационных подробностей. Однако он сопровождался событием, встревожившим правительственные круги не только России и Японии, но и других держав. Суть этого события заключалась в следующем.

Эскадра из девяти военных кораблей, доставившая посольство Н. Н. Муравьева-Амурского в Японию, бросила якорь в Эдоском заливе, возле устья р. Синагава. Посольство выехало в Эдо, а эскадра вместе с кораблями других стран и в непосредственной близости к западным дипломатическим представительствам продолжала оставаться на старом месте. Снабжение людей провизией осуществлялось специально назначавшимися группами моряков, регулярно выходившими на берег.,

13/25 августа того же года в наряд за провизией были назначены мичман Роман Самойлович Мофет, матрос Иван Соколов (оба с корвета «Гридень») и мещанин Александр Корольков, бывший в услужении командира эскадры, капитана I ранга Попова. Эта группа, сопровождаемая мичманом Авиновым, направилась в Иокогаму. Авинов должен был ожидать возвращения группы в условленном месте. В восьмом часу вечера, когда трое русских моряков, произведя закупки, возвращались в порт, на одной из боковых улочек города на них было совершено неожиданное нападение. Соколов был зарублен насмерть, Мофет [145] смертельно ранен (через 2 часа он скончался), а Корольков (он шел впереди всех), предупрежденный криком Мофета, на которого напали раньше, получил рану в руку, но успел укрыться в ближайшей лавочке. Преступники тут же скрылись, прихватив с собой ящик с серебром, принадлежавший их жертвам.

Вскоре на место происшествия прибыли случайно оказавшиеся поблизости американские моряки и мичман Авинов. Авинов поднял на ноги японские власти, известил через них командование эскадры о нападении и вызвал врача к раненому.

Далее в дело вступили дипломатические представители — британский консул и назначенные для ведения следствия Н. Н. Муравьевым-Амурским флигель-адъютанты — капитаны I ранга Попов и Унковский.

Этот инцидент вызвал в Европе определенную реакцию, обнаружившую две различные точки зрения. Первая отражена в лондонской «Таймс», в номере от 17 ноября 1859 г. 1, вторая — в русском журнале «Морской сборник», опубликовавшем рапорты и донесения участников расследования.

Расхождения были как в характере информации об инциденте, так и в оценке поведения японских властей в связи с ним, а отсюда и в выводах относительно дальнейшей политики западных держав в Японии.

В материалах, опубликованных в «Таймс», в частности, были сгущены краски и без того мрачной картины преступления: «Офицер и матрос были почти изрублены в куски, буфетчик (А. Корольков. — В. Г.), хотя, к сожалению, смертельно ранен, еще жив, успев после первой раны убежать в одну лавку».

Весьма пессимистично расценивала «Таймс» и отношение японских властей к необходимости розыска и наказания преступников: «Но губернатор, — писала газета, — когда пришел к нему, в 4 часа утра, британский консул Вайзе (Vyse), — услышав о случившемся, отозвался обо всем деле с грубым легкомыслием (таковыми, по крайней мере, показались его слова), и потому мало надежды, что будет что-либо предпринято, если граф Муравьев не станет устрашать правительство за последствия».

И наконец, газета определенно настаивала на политике силы в отношении Японии и предостерегала западные державы от укрепления позиций России на Дальнем Востоке: «При нынешнем положении" дел в Европе конечно было бы странною случайностью, если б Англия, Франция и Америка были обязаны заступничеству сибирского генерал-губернатора и непредвиденному присутствию могущественной русской эскадры, личною безопасностью своих дипломатических агентов в Японии, равно как возможностью поддерживать свое положение».

Материалы, опубликованные в «Морском сборнике», говорят нам совсем о другом отношении японских властей. Британскому консулу, обвинявшему японских губернаторов в бездействии, прямо возражает флигель-адъютант Попов 2, разделявший основанное на результатах следствия убеждение Н. Н. Муравьева-Амурского, что в убийстве не замешано правительство, народ или какая-нибудь политическая партия 3. «Японское правительство, — констатирует «Морской сборник», — напротив, достаточно выказало при этом случае как свое сожаление о [146] случившемся, так и готовность оказать нам удовлетворение» 4. В рапорте флигель-адъютанта Унковского от 17 сентября 1859 г. указана даже такая деталь: японское правительство предложило «в назначенный срок казнить на месте преступления в присутствии моем, полицейского чиновника, который был дежурным в Иокогаме в день убийства. На это последнее решение, казавшееся мне несправедливым, я не согласился» 5.

Дальнейшее поведение Н. Н. Муравьева-Амурского и меры, которые он посчитал нужным принять по результатам следствия, в «Морском сборнике» описаны так: «...граф Муравьев-Амурский не счел нужным противу слабых употребить превосходные силы нашей эскадры, находившейся в его распоряжении, а приняв во внимание деятельное и особенное участие Японских властей при следствии, произведенном флигель-адъютантом Поповым, заботы местных властей о несчастных жертвах преступления, публичное соучастие представителей Японского правительства в торжественной похоронной процессии убиенных Русских, совершенно приличные обстоятельству поведение и поступки народонаселения в Иокогаме, во время торжественных похорон, наконец, посылку на нашу эскадру со стороны правительства особой депутации для принесения извинения о случившемся, — граф ограничился требованием: чтобы губернатор Иокогамы был сменен и Японское правительство приняло бы все зависящие от него меры для предупреждения впредь подобных преступлений и для совершенной безопасности иностранцев, пребывающих в Японии» 6.

Таким образом, налицо две тенденции в оценке одного события, две линии поведения в одной ситуации. Обе они аргументированы, и у каждой свое понимание отношения японских властей к инциденту. Приведенные цитаты дают возможность заключить, что и то и другое понимание может быть справедливым, поскольку первое основано на реакции губернатора непосредственно после инцидента, а второе — на общей политике японского правительства, определившейся, возможно, некоторое время спустя.

Однако толкование реакции японского губернатора, предложенное британским консулом, имеет слабое звено: оно не документировано. «Грубое легкомыслие» губернатора — плод первого впечатления британского консула, высказанного не категорически.

Было бы интересно иметь документ, зафиксировавший отношение официальных властей Японии к инциденту в первые часы после убийства русских моряков.

Такой документ есть.

В Рукописном отделе Ленинградского отделения Института народов Азии АН СССР хранится написанное японской скорописью письмо (шифр — В-260; 1 лист, 19 X 90; 24 строки; бумага японская, плотная) и его буквальный перевод на голландский язык (шифр — В-261; 1 лист, 63X18; 37 строк; бумага та же, что в оригинале; почерк — каллиграфический). Содержание письма таково:


«Русскому лейтенанту Авекову

[Ваше] послание получили, вскрыли и прочли [в нем сообщение о том], что вчера один офицер и два матроса из числа людей, прибывших в этот порт, были [один] ранен, [один] убит на месте 7 и еще [один] — тяжело ранен 8. [147]

По этому случаю Вы просили отправить письмо, чтобы был вызван врач, который имеется на военном корабле их страны, стоящем на якоре на рейде Синагава, а также — чтобы на шлюпке, которая доставит [на корабль эту] недобрую весть, привезли охрану.

Полностью согласившись [с этим, мы], нижеподписавшиеся, направили 9 на вышеозначенный корабль вместе с Вашим посыльным правительственного чиновника с нашей стороны, которому велено подробно изложить обстоятельства происшествия и меры, принятые нами для поимки бежавших преступников, а также уведомить о том, что скоро на эту улицу будет прислан офицер с целью заняться всеми вопросами, касающимися того происшествия; о том. что, не считая корабельной стражи, [мы] выслали еще и охрану для мест нахождения [иностранцев], и о том, что в дальнейшем, когда случится надобность посетить [порт] или ходить [по нему], [Вы] должны без стеснения оповещать нас об этом.

Вышеприведенное сообщение изложили уважающие Вас

Мидзуно Тикуто-но-ками Като Ики-но-ками

Ансэй 6-й год Барана, 28-й день 7-й луны».


Обозначенная в письме дата в европейском календаре соответствует 14/26 августа 1859 г. 10. Подписано письмо тогдашними губернаторами провинции Канагава, куда входил г. Иокогама. Что касается адресата, то ни фамилии Авеков, ни фамилии Кофф (в голландском варианте значится «A ve Koff») в документах о посольстве Н. Н. Муравьева-Амурского нет. По-видимому, адресатом, под искаженной фамилией Авеков, был русский офицер мичман Авинов, находившийся 14 августа на берегу, первым затребовавший к раненому врача и первым через японских властей известивший командование эскадры о происшествии.

Таким образом, приведенное письмо является документальным свидетельством первой реакции японских властей на убийство в Иокогаме.

Из письма следует, что реакция эта была немедленной и предусматривала меры по оказанию помощи раненому, по розыску преступников и охране безопасности находившихся в Японии иностранцев. И наконец, что существенно, это была реакция на письмо Авинова, а не на визит консула Вайзе.

Следовательно, информация газеты «Таймс» не может быть названа объективной, а меры, предложенные западными дипломатами, — оправданными.

Приведенный документ лишний раз свидетельствует об отсутствии враждебности у японских властей по отношению к русским морякам и подтверждает, что традиционно гуманное, добрососедское отношение русских дипломатов к Японии в то время не было случайным, а диктовалось обоюдными интересами обеих стран, вне зависимости от привходящих обстоятельств.


Комментарии

1. Статья из «Таймc» цит. по: «Морской сборник», 1859, № 12, Смесь, стр. 106—109.

2. «Из рапорта флигель-адъютанта Попова», — «Морской сборник», 1860, № 15, Известия, стр. 39.

3. «Из донесений генерал-губернатора Восточной Сибири», — там же, стр. 37—38.

4. Там же, стр. 38.

5. «Из рапорта флигель-адъютанта Унковского», — там же, стр. 43.

6. «Из донесений генерал-губернатора Восточной Сибири», стр. 38.

7. Буквально: «сразу скончался».

8. В голландском варианте — «смертельно ранен».

9. В голландском варианте (который, собственно, и был рассчитан на читателя европейца) добавлено: «onmiddelyk» — «немедленно».

10. См. «Japanese Chronological Tables by William Bramsen», Tokio, 1880, р. 82.

(пер. В. Н. Горегляда)
Текст воспроизведен по изданию: Новый документ о посольстве Н. Н. Муравьева-Амурского в Японию (1859 г.) // Страны и народы Востока, Вып. VI. М. Наука. 1968

Еще больше интересных материалов на нашем телеграм-канале ⏳Вперед в прошлое | Документы и факты⏳

Главная страница  | Обратная связь
COPYRIGHT © 2008-2024  All Rights Reserved.