А. Б. КЛОТ-БЕЙ

ЕГИПЕТ В ПРЕЖНЕМ И НЫНЕШНЕМ СВОЕМ СОСТОЯНИИ

ОБЩЕСТВЕННЫЕ СОСЛОВИЯ.

Общее обозрение. — Два поколения: турки и арабы. — Сословия египтян: улемы, средний класс, ремесленники, феллахи.

1) Общее обозрение. — Египту как будто назначено носить на себе во всех отношениях особый отпечаток, и ничто в нем не должно походить на другие державы. Так, общество не следовало здесь тому развитию, какому подчинялось оно у прочих народов и которое видим преимущественно в Европе. Западные нации произошли от набегов и завоевания, от смешения племен победителей с племенами побежденными. Завоеватели составили из себя аристократию; потом, между этою аристократией и народом возник средний класс, мещанство, который своими познаниями, промышленностью и неутомимым прилежанием в труде, поставил себя наравне, с благородною кастою и приобрел гражданское [205] равенство, или приготовил ту нравственную победу, которую новейшие общества повсюду должны одерживать.

В Египте совсем напротив, — хотя племена, населяющие берега Нила, не имели недостатка в завоевателях и даже как будто осуждены были на вечную зависимость. В древности, духовное и военное сословия держали их в порабощении. Потом, явились покорители — Персы; далее Греки, смененные вскоре Римлянами; наконец Сарацины. Мамелюки, Турки. И под владычеством всех этих племен, масса египетского народонаселения несла иго повелителей своих; никогда не действовала она сама собою на собственные дела, ни на собственную судьбу свою. Привычная к рабству, она не искала свободы, не начинала никогда борьбы с своими победителями, не старалась возвыситься до них.

2) Два поколения: Турки и Арабы. — Итак, несмотря на то, что основатель исламизма не положил никакого общественного различия между мусульманами, что в Оттоманской Империи нет каст, имеющих исключительные права, — в Ёгипте, однако ж, существуют два поколения, которые, хотя и исповедуют одну веру, но не смешиваются между собою. Одно из этих поколений пользуется властью, наслаждается почестями, с нею неразлучными, и получает все выгоды от нее: другое осуждено на рабство, несет на себе позор и тяжкие работы, неразлучные с ним. Первое поколение — турецкое; второе — египетское, или арабское.

Такое состояние вещей установлено сорокавековою историей, в потому невозможно, чтобы внезапный переворот совершенно изменил его, и нельзя винить Мехмеда-Али в существовании в продолжении этого состояния вещей. Напротив, беспристрастный наблюдатель согласится, что Мехмед-Али сделал все, чего требовали или что позволяли ему обстоятельства, чтобы приготовить [206] благоприятную перемену в означенном состоянии. Из всех Османлисов, один Мехмед-Али старался возвысить арабское племя. Прежде всего, он старался дать ему образование. В школах и университетах Европы, особенно же Франции, арабы учились нашим наукам, знакомились с нашими идеями, принимали отпечаток нашей цивилизации. Потом, что всего важнее, он научил арабов побеждать турков, этих надменных властителей, которых в продолжение трех векового рабства, арабы привыкли уважать и бояться. Успехи оружия восстановляют народ; воинская слава, если позволено так выразиться, есть таинство, дающее прочную жизнь нациям. Смотря на четыре победы, утвердившие и прославившие Мехмеда-Али, с этой точки зрения, мы увидим, что они должны иметь весьма важные следствия для восстановления народности арабской. Прибавьте, что Мехмед-Али, по всем частям управления, роздал множество должностей природным египтянам, избрал из них большую часть областных начальников (мамуров), и почти все офицеры его армии, до звания батальонного командира, — природные египтяне.

Мехмед-Али ничего не мог более сделать для арабов: это ясно. Египтяне имеют все пороки и недостатки народа, долгое время бывшего в рабстве: у них нет личности, нет инстинкта повелевать. Вот почему Мехмед-Али и не вверил им главных должностей. Египтяне, несмотря на свой довольно гибкий ум, ничего не могут довести до конца, если не руководят ими другие.

Турки, напротив, привыкши повелевать, отличаются этой важностью, этим горделивым характером, этою самоуверенностью, которые необходимы для правителей, и потому турки занимают первые места, как по административной части, так и по армии. [207]

3) Общественные сословия у Египтян: — Собственно называемые египтяне разделены на многие классы.

Первый класс состоит из улемов, законоискусников и лиц духовного звания. Важность и благородство сих должностей, сведения, какие должно иметь для отправления их, поддерживают общее к этому классу уважение. Хотя каждый мусульманин может поступать в разряд улемов, однако они передают звание свое по наследству один другому и составляют род аристократической касты. Прежде, улемы имел большое влияние на дух народа, управляли его имениями, часто даже производили или останавливали политические движения. Мехмед-Али, ограничив силу улемов, отнял у них обширные земли и богатства, которые накопили они, пользуясь суеверием и невежеством своих соотечественников. Теперь они имеют весьма маловажное влияние на народ и не вмешиваются в дела управления, совершенно сосредоточенного в руках турков.

Ко второму классу принадлежат помещики, негоцианты, купцы. Класс этот не многочислен и вообще не может быть назван слишком богатым. Перелом, совершающийся теперь в Египте, возвысил, по-видимому, важность этого класса. Самым сильным по своему влиянию людям, принадлежащим к нему, вверено главное начальство над национальной гвардией, наскоро собранной теперь Мехмедом-Али в городах Нижнего Египта.

Третий класс состоит из ремесленников. Это целая каста. Всякое ремесло, всякий промысел, как бы ничтожен ни был, разделены на цехи, действующие сами собой в кругу, ими занимаемом имеющие свои законы, свои обычаи, своих начальников. К этому же классу принадлежит и многочисленное сословие слуг.

Наконец, к четвертому классу надобно отнести земледельцев, крестьян, известных под именем феллахов [208] и составляющих собственно массу народа. Мы часто будем иметь случай говорить о них.

§ 2.

МУСУЛЬМАНСКОЕ СЕМЕЙСТВО.

Отцовская власть. — Уважение, оказываемое женой главе семейства. — Уважение детей к отцу. — Братская иерархия. — Уважение молодых людей к старикам и подчиненных к начальникам.

4) Можно сказать утвердительно, что восточные нравы никогда не изменялись в своем основании. Безмолвное уважение к преданиям, неподвижность в идеях, вере и обычаях, всегда составляют отличительный характер восточного образования. И потому цивилизация египтян, как в общем, так и в частностях, резко отличается от нашей цивилизации деятельной, непостоянной, не-покорнойi власти старых законов и старых обычаев, цивилизации, которая в школе новых успехов научилась веровать только в настоящее, и только к нему да к будущему устремлять взор и мысли свои.

5) Отцовская власть. — На Востоке преимущественно в семейном быту ощущается это, так сказать, благоухание древних преданий, которое делает изучение Востока привлекательным в высшей степени. У мусульман семейный быт в полной мере сохранил все патриархальные свои установления. Родившись посреди народа, с гордостью указывающего на происхождение свое от одного из сыновей Авраама и жившего почти вполне кочевой жизнью предков, основатель исламизма должен был посвятить большую часть религиозных законов своих семейному быту, играющему столь важную ролю у всех народов пастушеских. Это одна из причин, почему на Востоке отцовская власть пользуется частью того обширного влияния, [209] какое было нераздельно с нею в патриархальные времена. Отец — глава семейства; он имеет неограниченную власть над женою, детьми и рабами: каждый из них глубоко уважает его приказания и старается угадывать самые мысли его. Такая власть отца, такая покорность прочих членов семейства — видны во всех классах общества: их встретите и в чертогах государей, и в хижине последнего бедняка.

6) Уважение, оказываемое женою главе семейства. — Жена оказывает беспредельное уважение мужу; в обращении ее с мужем нет этой короткости, этой небрежности, которые на Западе служат знаком равенства обоих полов. Часто, жена стоит перед мужем и никогда не называет его иначе, как своим господином. Она расточает перед ним всю заботливость, всю предупредительность, какие в Европе едва ли можно требовать и от служанки. Исполнение этих обязанностей нисколько, однако, не тягостно для египтянки: она привыкла так сказать исчезать в своем муже; у нее нет другой заботы, кроме мысля угождать ему, ни другого занятия, кроме попечения об услаждении его существования. Это все та же покорная, безусловная преданность, которая, как видим из библейских повествований, одушевляла женщин в древние времена.

7) Уважение детей к отцу. — Глава семейства получает от детей своих такие же знаки уважения и глубокой покорности. Они целуют ему руки в знак повиновения, не смеют сесть перед ним иначе, как с его позволения, ни говорить, пока он их не спросит. Они не могут ни пить кофе, ни курить в присутствии отца (Сам Ибрагим-Паша, — имеющий уже седую бороду, глава семейства, визирь,, как и отец его, даже, по порядку иерархии, стоящий выше отца (потому что Ибрагим, в качестве губернатора Мекки, есть [210] первый паша империи, — Ибрагим, покрытый славою воин, оказывает, несмотря на то, Мехмеду-Али все знаки сыновнего уважения и покорности).

Не прежде как по женитьбе своей, дети начинают обращаться с отцом несколько свободнее. То же детское уважение оказывают они и к матери, представляя при всяком случае живейшие доказательства нежного чувства, какое они к ней питают.

8) Братская иepapxия. — Между братьями и сестрами существует иepapxия, основанная на возрасте и требующая от младших покорности и уважения к старшим. Старший брат занимает второе место в семействе и делается главою его по смерти отца. — Узы родства считаются столь священными, что самая страшная клятва мусульман — та, когда они клянутся жизнью своих родителей, или, если родители умерли, памятью их и гробом.

9) Уважение молодых людей к стариками и подчиненных к начальникам. — Эти семейные нравы глубоко действовали на самое мусульманское общество. Они освятили чувство уважения к старцам, которым молодые люди оказывают почти такое же внимание, как и своим отцам, называя их, обыкновенно, отцами или прозвищем шейх, что значит достопочтенный. Впрочем, не одно различие лет имеет такое влияние на отношения общественные: то же самое производится и различием званий. Подчиненность низших классов обнаруживается в особенных формах вежливости. Так, например, всякий раз, когда знатный человек проходит мимо, простолюдины оставляют свои трубки и работу, встают и почтительно ожидают его приветствия. Обращаясь с речами к высшему лицу, они называют его своим господином или отцом; равному себе дают название брата. Мусульманское общество как будто [211] составлено из одного семейства, и все члены его как будто соединены общим родством в иерархической системе патриархального племени.

РАБСТВО НА ВОСТОКЕ.

Западное рабство. — Восточное рабство. — Белые невольники. — Черные невольники. — Состояние рабов. — Женщины - невольницы. — Религия рабов. – Поведение европейцев, в отношении к невольникам их в Египте. — Выписки из книг мусульманского нрава, относящиеся к рабству, к торгу невольниками и к отпущению их на волю.

10) Западное рабство. — Успехи, оказанные при помощи христианства, нравственным образованием, осудили навсегда торг невольниками, как преступление, оскорбляющее человечество. Жестокость, с какою обращались, в древние и новые времена, с несчастными, брошенными судьбою в это унизительное состояние, сделала его ненавистным для всякого, кто может чувствовать свое достоинство. И потому, уничтожение отвратительного торга, который обогащал и теперь еще обогащает невольничьи рынки европейских колоний, и первый шаг к свободе этих африканцев, переселенных, при таких ужасных обстоятельствах, в Америку, — послужит к увеличению славы нашего века.

11) Рабство на Востоке. — Ужасная жажда корысти, создавшая и поддерживающая невольничество в колониях, наложила на него столь отвратительную печать, что я не хотел бы употреблять слово «невольничество», говоря о восточном рабстве. В самом деле, между американским невольничеством и восточным рабством — величайшая разница. На Востоке, это установление, не [212] имеет в себе ничего жестокого, ни позорного; оно не считает невольника вещью, предметом материальным, каким почитал его римский закон; оно не делает его предметом ввоза и вывоза, служащим для выгод спекулянта, ни машиной, от которой требовали бы того, что может сработать только лошадь. Западный колонист уважает в Негре только материальное достоинство, позабывая в нем существо нравственное и отвлекая его от естественного назначения,. Мусульманин, напротив, всегда видит в рабе своем человека и обходится с ним так, что нередко восточное рабство можно назвать настоящим усыновлением и всегда можно считать его принятием в семейство.

12) Белые невольники. — Египетские невольники делятся нa два рода: белых и черных. Первые, взятые в неволю по праву войны, или проданные своими родителями, привозятся из земли Черкесов в Грузии. С тех пор, как Poccия простерла свои владения до этих земель, число белых невольников очень уменьшилось на базарах России как-будто суждено наказать кавказские народы, за то, что они, презрев священнейшие законы, с давнего времени сделались подлыми поставщиками для гаремов. В Египте есть также невольники Греки: они взяты были в плен во время войны за независимость Греции.

13) Черные невольники. — Очень много Негров и Абиссинян. Они состоят из пленников, которых берут друг у друга в междоусобных войнах племена, обитающие во внутренних землях Африки. Никогда не слыхано, чтобы они были проданы родителями.

14) Состояние рабов. — Состояние рабов нисколько нельзя назвать несчастным; напротив, оно нередко возводит их на степень, несравненно выше той, какую они занимали до своего рабства. Белые могут достичь до первостепенных званий в государстве и получать важнейшие [213] должности. Негры, долженствующие почти всегда, по своему цвету, принадлежат к сословиям низшим (Из них евнухи пользуются большим уважением; но они почти всегда отправляют службу внутри сераля.. Впрочем., бывали случаи, что некоторые из негров достигали верховного сана визиря. Незавидно счастье, купленное ценой постыдного уродства; нельзя хвалить и тех, которые дают им счастье только за такую цену!), наслаждаются, однако, большим счастьем, нежели каким могли бы пользоваться в естественном состоянии. Были однако примеры, что некоторые из Негров достигали высших степеней, получали даже звание беев. Рабство, сверх того, служит для них как бы вторым рождением, потому что оно спасает их от смерти: если бы, попавшись в плен, они не были проданы, то были бы умерщвлены без всякого сострадания.

Я сказал, что на Востоке рабство нередко бывает усыновлением, или, по крайней мере, принятием в семейство. Мусульманин, покупая невольника ребенка, берет его с базара — обнаженным, испачканным, чуждым всех тех попечений, какие необходимы для детского возраста, — точно как будто бы он брал подкидыша. Но, не довольствуясь материальной властью, неразлучного с правом собственности, которое приобретено покупкою, владелец придает некоторым образом законный вид этому праву попечениями своими о воспитании ребенка. Воспитание это начинает он внушением молодому невольнику правил веры; потом, учит его читать и писать. Образовав невольника, господин делает его своим чибукчи, кафеджи (т. е. подавателем трубки или кофе) или, наконец, фарашем (камердинером). У богатых людей невольник делается казнадаром (казначеем), киатибом (секретарем), селиктаром [214] (меченосцем), киаей (управителем); его женят на невольнице в том же доме, а иногда он получает даже руку дочери своего господина.

Таким образом в патриархальных нравах Востока рабство принимает характер совершенно противоположный тому, какой оно, имеет в Америке. Мусульманский закон ограждает невольника от несправедливости господина, защищает его против насилия и повелевает оказывать, ему все покровительство, к какому обязываются правоверные относительно существ слабых. Восточное рабство отличается от нашего колониального преимущественно уважением к достоинству человеческому. В Турции, невольник нисколько не гнушается, своего состояния; он часто с гордостью говорит, что принадлежит дому такого-то бея, или такого-то паши. Господина своего он называет отцом. Кроме того, он знает, что не навек прикован к своему состоянию: перед ним столько примеров, которые могут воспламенять его честолюбие, возвышать его душу надеждой на самую блистательную будущность. Знаменитая милиция Мамелюков, столь долго управлявшая Египтом, набиралась только из рабов: Али-Бей, Мурад-Бей, Ибрагим-Бей куплены были на базарах. Садрадзам Оттоманской Империи, престарелый Хозрев, был рабом, и из рабства достиг блистательной степени, им занимаемой; Халиль-Паша и Саид-Паша, зятья султана Махмуда, двоюродные братья нынешнего султана Абд-Уль-Меджида и министры Порты, были прежде рабами; султан Махмуд поднял на одной из константинопольских улиц Черкеса Гафиза, которого сделал после сераскиром своей армии. В Египте, точно так же, офицеры высших степеней большею частью отпущенники. На базарах Каира я видал греческих невольников, отторгнутых от своего отечества в самую минуту возрождения его к свободе; потом я видел [215] их почти всех занимающими первейшие должности как по гражданской, так в по военной части. Почти утвердительно можно сказать, что рабство не было для них несчастьем, если не принимать в расчет горести их родственников, которые лишились их в ту самую минуту, когда надеялись завещать им отечество возрожденное и веру свободную от преследований.

15) Невольницы. — Невольниц всегда воспитывают дома и употребляют на службу в гареме. Часто господа женятся на своих рабынях, или, оделив приданым, выдают их за своего сына, или за какого-нибудь из своих служителей. Султан женится только на невольницах; то же делают правители Египта и сыновья их.

В одном и том же доме встречаются белые и черные невольницы, между тем, как жены хозяина суть Грузинка, Абиссинянка, или Негритянка из Дарфура, которые, вместе с детьми, окружают его одинаковыми попечениями, оказывают ему одинаковую покорность. Но весьма редко белые женятся на Негритянках; даже, мало примеров, чтобы белая девушка выходила за цветного.

16) Религия рабов. — Восточное рабство обращает в исламизм всех этих мужчин и женщин, населяющих базары. Ревностью мусульман к обращению в свою веру объясняется причина, по которой христианам не позволено иметь рабов. Впрочем во все времена, раии, в Египте пользовавшиеся большею свободою, нежели в других частях Турецкой Империи, имели право покупать и продавать черных; некоторые могли даже, с небольшою предосторожностью, вводить в свой гарем Черкешенок в Грузинок.

17) Поведение Европейцев в отношении к невольникам в Египте. — Благодаря позволению Мехмеда-Али, Европейцы, живущие в Египте, могут также иметь невольников. И вероятно всякий думает, что, для невольника [216] принадлежать господину, прибывшему из стран, где нет рабства, где гостеприимная земля дает свободу всякому, кто к ней не прикоснется, есть истинное счастье. Но думающие так весьма ошибаются. Эти Европейцы, которые с таким презрением отзываются о варварстве Мусульман, очень редко соглашают поступки свои с своей болтливой филантропией: многие из них продают, или променивают невольников. Такие поступки можно извинить до известной степени и в известных случаях — до тех пор, пока они не переходят в торговлю. В самом деле, было бы жестоко дать свободу молодому невольнику, который не может снискивать себе пропитание работой и которого господин более держать не в состоянии. Отпуская его на волю, господин делается таким же злодеем, как отец, выгоняющий из дома своего сына. Но продавать невольника, могущего снискивать себе пропитание трудом — это уже бесчестная торговля; и за всем тем, многие Франки ведут эту торговлю. Есть из них и такие, которые продают женщин, от них беременных, осуждая таким образом на рабство собственных своих детей и не краснея при известии о преждевременном их рождении. Но для оценки всех этих ужасных поступков недостанет слов, и сердце человека, чувствующего свое достоинство, невольно переполнится негодованием. Смотря на Франков, жители Востока должны гордиться своим добродетельным варварством и презирать нашу цивилизацию, пятнаемую людьми недостойными, прикрывающими свои низости ее мишурою. Поспешим сказать, что истинные Европейцы обходятся со своими невольниками, мужчинами и женщинами, благосклонно, усыновляют всех детей, прижитых с невольницами и никогда не доводят до злодейства проступок, осуждаемый нашими нравами и религией. [217] Ветреность многих путешественников, приезжающих в Египет, влечет иногда за собою столь же прискорбные последствия. Если, при посещении ими невольничьих базаров, играющих важную роль в их наблюдениях, понравится им какая-нибудь Негритянка или Абиссиянка, они за ничтожную цену покупают средство удовлетворить минутную свою прихоть; потом, когда пройдет вспышка, думают, что поступили великодушно, дав несчастной свободу. Но, в стране, где женщина может жить только под покровительством мужчины, свобода прямо ведет отпущенницу или к бедности, или к разврату. Таким образом, эгоистическая ветреность некоторых бродячих Европейцев способствует к усилению презрения, питаемого мусульманами к нашим нравам.

Никогда не устану повторять, что соприкосновение обитателей западных стран, т. е. Европейцев, с рабством Востока, производит горестное влияние на невольников, с которыми мусульмане так снисходительно обходятся в следствие заповедей своей религии. В самом деле, надобно предавать позору эти поступки, которые дозволяют себе Европейцы среди народа, чуждого нашим нравам. Кажется, они должны были бы, из уважения к образованности, которою гордятся, и для убеждения в превосходстве ее, поступать с большей осторожностью. Имя Франка требует, чтобы им назывались перед мусульманами только люди достойные; навлекать же на него то презрение, которое эти господа не боятся навлекать на самих себя, покрывать его собственною своею грязью, — это уже преступление.

Заключаю этот параграф выписками из книг, объясняющих мусульманское право. В них читатель найдет нисколько любопытных подробностей и увидит, что для исламизма, законным источником рабства [218] служит война, что рабство, по началу своему — не более, как одна из превратностей войны. (Переводом, этих отрывков обязан я шейху Рефаху, получившему образование во Франции и занимающему ныне должность директора Училища языков)

18) Выписки из книг Мусульманского права, относящияся к рабству, к торгу невольниками и отпущению их на волю. — Если, по праву войны, мусульманам достанутся неверные пленники, то султан может употребить против этих пленников одно из следующих средств, находящихся в его распоряжении:

1) Отсечь им голову, если только они не сумасшедшие, не женщины, не малолетние и проч.;

2) Помиловать их, дав им полную свободу;

3) Разменять их на мусульман, находящихся в плену у противной стороны, или взять за них выкуп;

4) Отдать их в рабство.

Из четырех здесь означенных средств, султан может выбрать какое захочет с тем, однако, чтобы оно согласовалось с пользой местного правительства. Осудив пленников на рабство, он должен, во всех отношениях, хорошо обходиться с этими новыми рабами. Предание говорит, что, в достопамятный день Бадрского сражения, пророку представили пленников, в числе которых был один, по имени Аббас. Пророк тотчас же повелел одеть его. Случайно, нашли одежду, принадлежавшую некогда какому-то Абдале-Обею; так как она более не была нужна и приходилась на рост пленника, то ее и дали ему. Тогда пророк сказал: «оказывайте сострадание двум слабым творениям». Под этими словами он разумел женщину и раба. Предание говорит еще, что, после Бадрскаго большого сражения, у пророка испрашивали приказаний, относительно пленников, и что он отвечал: «Бог дал вам полную [219] власть над ними». Тогда калиф Омар промолвил: «Вели их обезглавить, посланник Божий!» Пророк, обратясь к окружающим его мусульманам, повторил: «Бог дал вам полную власть над ними.» Омар снова прибегнул к словам, нами переданным. Абубекр, встав, сказал пророку: «Мое мнение, чтобы ты помиловал их». Лицо пророка просияло радостью и удовольствием, и он принял выкуп. Тогда он произнес следующее место Корана: Если бы ты не поступал по воле Божией, то был бы виновен и заслуживал строгого наказания. Поедай всякую добычу, тобой собранную честно и законно, и бойся Бoга, ибо Он милосерд и праведен. Когда, при выкупе, пророк потребовал от племянника своего, Аббаса, сто унций золота, взяв в то же время с другого родственника низшей степени только восемьдесят, Аббас с досадою воскликнул: «Вот следствия близкого родства!» При сем обстоятельстве, он произнес следующее место; "О пророк! скажи тем, которые у тебя в плену, что если обрету Я в сердцах, их чистые чувства, то не только охотно прощу им прежние худые дела, но еще дам им награду гораздо дороже того, что у них отнято.

Как свобода была первобытным состоянием человека и как рабство есть только случайное от него уклонение, то мусульманская вера почитает весьма похвальным освобождение невольников. Отпущением невольников очищаются некоторые грехи, как напр. клятвопреступничество, несоблюдение поста, и проч. Пророк сказал: «У того, кто отпустит мусульманского невольника, Бог предохранит от мучений, испытываемых во аде, столько частей тела, сколько найдется их в теле отпущенного на свободу невольника». При жизни своей пророк освободил шестьдесят трех рабов: замечательно, что он прожил такое же число лет; супруга его, дочь Абубекра, отпустила шестьдесят девять невольников [220] и жила шестьдесят девять лет. Один из сотоварищей пророка, по имени Зулькра, освободил в один день восемь тысяч рабов; Абдала, сын Омаров — тысячу; Гакем-Эбнэ-Гезан — сто, носивших у себя на шее серебряные ожерелья; Абрахман-Эбнэ-Оф — тридцать тысяч. Bce эти лица были спутниками пророка.

Мусульманская вера так благоприятствует освобождению рабов, что именно повелевает всякому, кто купит невольника с условием дать ему свободу, исполнят обещание свое вслед за куплей. В случае отказа со стороны покупщика, можно принудить его к тому силою. Не-верный может и должен отпускать раба таким же образом, даже если бы он был заклятым .врагом мусульман. Получив свободу от мусульманина или неверного, отпущенник остается навсегда под покровительством своего господина. Господин и невольник связаны между собою как бы узами родства; первый из них — естественный опекун своего отпущенника, как отец опекун над детьми своими»

Способов отпущения на волю много. По первому способу господин, при жизни своей, должен объявить письменно, что невольник его будет свободен после его смерти. Вот, как должно быть написано такое объявление:

«По смерти моей ты будешь свободен».

По второму способу раб покупает себе свободу за известную сумму, которую должен выплатить в два срока.

Он может, также, заключив торг с господином, выплачивать ему условленную сумму понемногу; очистив весь долг, он получает свободу.

Последний случай необходимого отпущения на волю исключительно относится к женщинам и бывает тогда, когда невольница делается матерью. Но и тут она может пользоваться свободой не иначе, как по смерти господина. [221]

МУЖЧИНЫ.

Мужчины и женщины в обществе. — Наружность мужчин. — Их нравственный характер и умственные свойства. — Воздержание. — Благотворительность. — Мужество и преданность воле Божией. — Привязанность египтян к родине. — Недостатки и пороки: корыстолюбие. — Притворство, зависть, неблагодарность. — Леность. — Религиозная гордость. — Невежество. — Упрямство. — Ссоры и мщение. — Дерзость и наклонность к сатире. — Одеяние: старинная одежда. — Мамелюкский костюм. -- Новая одежда. — Обувь. — Мысли о новом костюме. — Одежда феллахов.— Обычаи египтян в отношении к волосам, породе и проч. — Опрятность и неряшество. — Провождение времени; занятия . — Сон; способ ложиться. — Обыкновенные восклицания, божба, клятвы — Слуги.

19) Мужчины и женщины в обществе. — Мухаммеданская веpa и нравы жителей Востока положили непреодолимую преграду между мужчинами и женщинами в общественной жизни, и потому в Египте нравы и обычаи каждого пола столь отличны одни от других, что необходимо должно рассматривать каждый пол порознь.

20) Наружность мужчин. — В наружности Араба есть что-то благородное, важное, но унылое. Египтянин мусульманин, даже под рубищем, сохраняет свой отличительный характер: он держит себя очень прямо, нагнув немного тело вперед; его походка тиха, непринужденна; движения медленны. Подумаешь, что все приемы Египтянина рассчитаны наперед — и однако он ни одной минуты не употребляет на приготовление их; живость и веселость, свойственные Европейцам и особенно южным народам, никогда не возмущают ни медленности, ни правильности его движений. Взгляд Египтянина серьёзен, черты лица суровы. Всегда бесстрастный, он не обнаружит ни одного из внутренних ощущений [222] своих, между тем, как под каской всегдашней холодности кипят в нем самые разнообразные чувства. Обыкновенно, Египтянин не многословен; каждое слово его кажется обдуманным». Голос у него сильный, резкий; он любит говорить очень громко, так что нередко простую беседу Египтян можно принять за жаркий спор.

21) Характер нравственный и свойства умственные. — Египтяне одарены весьма гибкими умом; они скоро понимают, легко затверживают наизусть, но, по беспечности, или по недостатку памяти, в короткое время забывают то, что заучили. Способности их весьма разнообразны, и Египтянина можно употребить на какую угодно работу. С воображением, легко принимающим впечатления, он доступен чувству соревнования и, когда воспламенится, способен к произведению дел великих. Проворство в руках у него необыкновенное. В детском возрасте араб бывает весел, жив, даже остроумен; достигши возмужалости, становится холоден, серьёзен, словом, таков, каким я пытался изобразить его выше. Эту ощутительную перемену без сомнения производит в нем религия.

22) Воздержание. — Воздержание одно из самых разительных свойств Египтянина, в чем вы легко убедитесь, когда прочтете в этой книге главу о пище. Пьянство очень редко между Египтянами. Трезвость их удивительна. Они обнаруживают величайшее уважение к хлебу; по мнению их, хлеб так тесно связан с существованием человека, которому служит главнейшею подпорой, что они называют его кейшем, т. е. жизнью. Египтянин никогда не бросит ни одной крохи хлеба; нашед кусочки хлеба на улице, он тщательно подбирает их, трижды подносит к своим губам и ко лбу, потом кладет на такое место, где прохожие не могут топтать их ногами и где собака или другое животное может съесть их. [223]

23) Благотворительность. — Мусульмане вообще благотворительны: это обязанность, предписываемая религией. Сверх того, другая побудительная причина руководствует, по-видимому, их благотворительности: они творят милостыню более в надежде на небесные сокровища, обещанные им в награду, нежели из сострадания к несчастью братий.

Гостеприимством славится весь Египет, а он заслуживает в этом отношении полной хвалы. Гостеприимство сохранилось здесь, как отблеск патриархальных обычаев. Путешественников (музафиров), какой бы веры они ни были, Египтяне принимают в дом и кормят везде, где бы они ни появились. Гость, пришедший к мусульманину во время обеда, разделяет с ним трапезу. Люди среднего класса, живущие в отделенных кварталах, ужиная нередко перед дверьми домов своих, приглашают к своему столу прохожих, которых наружность сколько-нибудь пристойна.

Египтяне весьма ласковы в обращении друг с другом, но в обхождении с европейцами они показывают более скрытности и холодности. Иногда они очень щедры.

24) Мужество м преданность воле Божией. — Родившись в угнетении, обитатели Египта, при обыкновенных обстоятельствах, чрезвычайно робки и боятся накликать беду себе на голову; но при видe опасности, мужество и сила душевная быстро пробуждаются в них. В нужде, в страданиях, преданность их воле Божией непоколебима; безусловно покоряясь обстоятельствам, как приговорам Божества, они встречают испытания, посылаемые на них от Бога, стоическою фразою: «Бог благ» (Аллах керим].

25) Любовь к отечеству. — Нет ни одного народа, который более Египтян любил бы страну, бывшую свидетельницей его рождения. Редко случается, чтобы [224] Египтянин решился добровольно оставить свою родину. Без Нила, которого благотворительные воды утоляют жажду Араба, оплодотворяя в то же время поля его, без финиковых деревьев, доставляющих ему легкую и роскошную пищу, феллахи не могут вообразить себе существование: потому-то, они нередко спрашивают у Европейце в: «есть ли у вас Нил и пальмы?»

26) Недостатки и пороки: корыстолюбие. — Первое чувство, рождающееся у Египтянина, при развитии его способностей — любовь к деньгам. Понятия о чести и личном достоинстве чужды ему до такой степени, что, принадлежа к низшему классу, он без стыда выпрашивает у людей, превышающих его званием, несколько ничтожных парасов (Сорок парасов составляют пиастр, равняющийся двадцати пяти сантимам), для получения которых старается представить свое положение в десять раз более жалким, нежели каково оно на самом деле. Получив милостыню деньгами или вещами, он обыкновенно шевелит указательным пальцем правой руки, приговаривая: каман уагед (еще монетку). Эта врожденная жадность часто заставляет Египтян прибегать к обманам в торговых сделках, возбуждает в них склонность к мошенничеству и краже. Легко, кажется, объяснить преобладание этого низкого чувства в народе, подвергавшемся в течение слишком десяти веков всем угнетениям, какими только угодно было тиранам обременять его. Беспрестанно разоряемый своими притеснителями, он должен был устремить всю заботливость свою на сбережение денег, сделавшихся для него от этого еще драгоценнее. и прикрыться наружным видом бедности, для избежания бед, обыкновенно накликаемых богатством. Отсюда же произошло у Египтян обыкновение устраивать в [225] доме чулан, называемый мекхбою, для того, чтобы запирать в него сокровища.

27) Притворство, зависть, неблагодарность. — Ложь, притворство, зависть, недоверчивость — эти пороки, всегда замечаемые в людях, гнетомых тиранством, унижают характер Египтян. Высокое чувство благодарности у них почти неизвестно. Напротив, Египтяне нередко обнаруживают самую гнусную неблагодарность.

28) Леность. — Оставленные без понудительного надзора, Арабы предаются самой постыдной беспечности. Если бы бдительное начальство не побуждало их беспрерывно к деятельности, то, имея весьма ограниченные желания я, весьма немногочисленные потребности и (в Египте) средства легко удовлетворять их, они проводили бы жизнь в совершенной праздности и не думали бы трудами поддерживать плодородие почвы, которая питает их. Голос собственной пользы в этих людях не может пересилить бесчувственное усыпление и, отвратив их взоры от настоящего, перенести к будущему. Подобно неаполитанским ладзарони, они приходят в деятельность только от минутных нужд. Предусмотрительность Арабов не простирается даже до завтрашнего дня.

29) Религиозная гордость. — Религия берет в свою власть Египтянина с малолетства. Не углубляясь в ее изучение, ум его легко удерживает в себе главные черты веры, Покорная душа Араба принимает все впечатления, какие стараются внушить ему его родители, и сомнение никогда не проникает в нее. Рано начинает он тщеславиться своим верованием. Почитая себя последователем единой истинной религии, он оказывает презрение тем, кто исповедует другую веру, говорит о них в самых оскорбительных выражениях, присоединяя обыкновенно к имени иноверца эпитет «неверного» или «собаки». [226] Самое сильное оскорбление нанесет ему тот, кто назовет его в ссоре неверным.

30) Невежество. — Масса египетского народа погружена в самое глубокое невежество. Некоторые приписывали причину этого мусульманской религии, но несправедливо. Многие места Корана отзываются с уважением о науках и советуют упражняться в них. Притом же, известно, что сделали калифы Багдада и мавританская образованность Испании для развития ума человеческого. Мамелюки погасили весь свет наук в Египте. Ныне, исключая людей, получивших образование в недавно основанных школах, можно найти несколько ученых, которых все образование ограничивается знанием священных книг и двумя-тремя поэтическими произведениями.

31) Упрямство — составляет одну из отличительных черт египетского характера. Часто случается, что Египтяне скорее соглашаются получить сто, двести ударов курбашом (Род короткого хлыста из кожи бегемота), нежели заплатить самый ничтожный налог. Редко платят они подати по доброй воле; позволив вымучить ее из себя столькими палочными ударами, сколько могут вынести их силы, они часто жалеют о том, что не вытерпели еще нескольких ударов, которые, может быть, избавили бы их от требований казны. Упрямство Египтянина ничем нельзя преодолеть, кроме курбаша. То же самое было и во времена Аммиана-Марцеллина, который говорит, что Египтяне поставляли себе за честь платить подати не прежде, как вытерпев несколько палочных ударов.

32) Ссоры и мщение. — Египтяне, особенно принадлежащие к низшему классу, имеют большую наклонность к ссорам. Причиною ссоры почти всегда бывают личные выгоды, иногда самые ничтожные. Видя остервенение, с [227] каким спорят Египтяне, слыша брань и крики, сыплющиеся с обеих сторон, можно подумать, что дело добром не кончится. Ни чуть не бывало! Редко за бранью следуют удары. Спор оканчивается как-будто сам собою. «Правосудие против меня!» говорит тот, кто уступает. Иногда, третье лицо прерывает их набожным восклицанием: Благословение на пророка! да покровительствует ему Бог! Противники повторяют вполголоса эти благочестивые желания; потом, читают вместе несколько стихов из Корана, и часто скрепляют свое примирение объятиями.

Чувство мщения врожденно Египтянам. Между семействами нередко встречается мщение наследственное: прежде, целые деревни мстили друг другу. Кровь требует крови; семейство убитого должно мстить семейству yбийцы. К счастью, yбийство почти неизвестно в Египте.

33) Дерзость и наклонность к сатире. — Египтяне от природы насмешливы и даже, нередко, остроумны. Язык их способен к темным оборотам и двусмысленностям, которые они очень любят употреблять в разговоре. Разговор Египтян, вообще, очень дерзок. Словами самыми грубыми они выражают самые щекотливые мысли; даже из скромных женщин мало таких, которые наблюдали бы в речах своих приличие и избегали неблагопристойности в беседе.

Я говорил уже о распутстве Арабов, вовлекающем их в самые гнусные пороки.

34) Одежда:: древний костюм. — Одеяние, какое носили все египтяне до последнего времени, состояло в следующем: 1-е) рубашка; 2-е) порты; 3-е) жилет; 4-е) кафтан; 5-е) кушак; 6-е) джеббех; 7-е) бениш. Причуды моды не 0меш никакого влияния на обитателей Востока, и потому костюм их, как в целом, так и в частностях, оставался неизменным. [228]

Восточные рубашки отличны от наших. Они очень длинны и широки; рукава очень полные походят на рукава стихаря. Рубашки простолюдинов шьются из холста или грубого полотна; у богатых же oни сделаны из тонкого полотна, называемого могхрабином, а иногда и из шелковой материи. Рубашка не входит, как у нас, в порты, а надевается сверх их.

Порты (лебасы) суть не что иное, как широкие штаны, или лучше, юбка, сшитая внизу так, что только для ног остаются в ней два отверстия. Порты спускаются до колен и укрепляются около пояса ошкуром, которого снурок, смотря но состояние лица, богаче или беднее вышитый, называется диккехом.

Небольшой жилет, называемый содейри, делается обыкновенно из сукна и из шелковой, или бумажной материи. Сверх жилета надевается кафтан, род халата с большими рукавами.

Кушак (гезам) состоит из длинного куска кисеи, шерстяной или шелковой материи, шириной в метр, длиной в восемь или десять метров, которым обвивается стан повыше лядвий. Богатые употребляют вместо кушака кашемировые шали.

Джеббех есть род сюртука, зимою подбиваемого мехом. Он надевается сверх кафтана, и рукава его короче рукавов последнего. Спереди джеббех открыт.

Некоторые носят еще, кроме джеббеха, широкий кафтан или бениш, с весьма полными, длинными и разрезанными на конце рукавами. Бениш, как парадную одежду, носят преимущественно судьи и улемы.

Хотя климат в Египте очень благорастворен, однако шубы там в большом употреблении, и это делается не из одной только роскоши. Зимою, я сам не редко чувствовал надобность в этих, подбитых мехом, сюртуках с широкими рукавами. Внезапные переходы [229] из одной температуры в другую делают холод в Египте весьма чувствительным. Турецкие шубы не что иное, как полные, шелковые или суконные реденготы, подбитые, у знатных людей, мехом горностаевым, самуровым (куньим), и проч. Эти шубы вообще почитаются знаком почета. Их носят улемы. Если кто-нибудь определяется к важной должности, ему дают шубу.

Головной убор составляет не менее отличительную и парадную часть старинного костюма: он заключается в тарбуше, красном шерстяном колпаке, обвернутом вокруг чалмою. Под тарбуш, для предохранения его от пота, Египтяне надевают небольшую полотняную скуфью, называемую такиэх. Чалма делается из кисейной шали, простой или вышитой, шелковой или шерстяной. Богатые употребляют для этого кашемир.

Множество было манер надавать и носить чалму. Люди, которые держатся древнего костюма, и теперь еще надевают и носят чалму различным образом. Сложив шаль диагонально, как галстук, методически обвертывают ее около головы, и чаще всего так, чтобы обороты ее образовали над лбом фигуру подобную Х. Иногда обороты идут спирально, один над другим; иногда же шаль носят с одной только стороны. В прежние времена, каждый из этих способов ношения чалмы означал звание, духовную, гражданскую или военную степень того, кому она принадлежала. Была чалмы военные (a la militaire), купеческие (a la marchande), морские, турецкие, албанские, арнаутские, кадиевы, муфтиевы, и проч.

Улемы отличаются толщиною своей чалмы: вокруг головы их она образует огромный шар. Некоторые надевают сверх ее кисейный или кашемировый шарф, опуская концы его на грудь, по которой висит один конец, а другой отбрасывается на плечо с [230] другой стороны. Этот развевающийся вуаль, окаймляя выразительные лица улемов, носящих его с большим искусством, придает им величественный в грозный вид древних жрецов.

Цвет чалмы служил некогда для различения каст. Белую или красную чалму могли носить одни мусульмане. Шерифы, или потомки семейства пророка, имели исключительное право на зеленый цвет. Раиям, Евреям и христианам были назначены цвета черный, каштановый, фиолетовый и темно-красный,

Таков был древний костюм, называемый: «длинною одеждою». Ныне он сохранился только у улемов, купцов, писцов, и преимущественно у египетских христиан и евреев.

35) Мамелюкский костюм. — Мамелюкскую одежду носят еще и теперь старые воины, пережившие ту милицию, к которой они никогда принадлежали. Костюм их немногим отличался от описанной выше одежды. Кафтан мамелюков, несравненно короче обыкновенного, спускался не ниже кушака, как камзол. Таких кафтанов у них было два: один с узкими, другой с широкими рукавами. Сверх рукавов они надевали сальту, род карманьйолы, с очень полными, оканчивающимися у локтей рукавами. Панталоны, из венецианского сукна, которые мамелюки носили сверх порт, прикреплялись к кушаку диккехом. Они были очень широки, спускались до лодыжки и походили на большой мешок, с двумя прорехами внизу. Сверх того, мамелюки обвертывали вокруг тела кашемировую шаль.

36) Новый костюм. — Изменение одежды Египтян ведет начало свое с 1823 года, то есть со времени учреждения регулярных войск, которого оно было следствием. Сначала, в армии запрещены были чалмы. В 1826 году произошли новые перемены. Оставив, [231] по-прежнему, шальвары, спускающиеся до колен и оканчивавшиеся чем-то в роде стиблет, ввели в употребление жилет с рукавами, сверх которого поместили карманьйолу, в роде камзола французских простолюдинов, только гораздо полнее, или в роде доломана, которого разрезанные рукава развиваются сзади. Вскоре, однако, увидели, что эти рукава мешают военным движениям, и потому отменили их.

Армия начала наконец играть важнейшую роль в Египте, и, следовательно, ее влияние должно было всего коснуться: древний костюм не избег этого влияния. Знатные люди, служившие или не служившие в армии, приняли мало помалу военную одежду. Ибрагим-Паша первый надел на себя тарбуш: примеру его вскоре последовали все, и сам Мехмед-Али оделся в мундир, данный им войску.

Прежде, обитатели Востока любили в своей одежде цвета самые яркие: красный, розовый, белый, фиолетовый, и проч. Они никогда не носили темных цветов, предоставленных раиям. Ныне, обычай и вкус изменились в этом отношении. Люди высшего класса, оставив яркие цвета, употребляют теперь сукна черное, синее, каштановое, и проч. Яркий цвет сохранился у одних простолюдинов.

Нынешний головной убор, состоящий из простого тарбуша, если не так красив, как чалма, то несравненно ее удобнее. Я не думаю, чтобы он скоро вышел из моды, тем более, что, как кажется, нечем будет заменить его. Наши европейские шляпы не отличаются слишком большим изяществом, и, вероятно, их не предпочтут тарбушу. Притом же, мусульмане питают к нашим шляпам неимоверное отвращение. Хочет ли Египтянин в движении гнева сказать, что он готов на все — он говорит, что наденет шляпу, и это, в [232] глазах его, почти то же, что оставить свою национальность, отречься от своей веры. Надобно делать, однако, чтобы Египтяне, подобно французским войскам, находящимся в Африке, прикрепили к тарбушу наличиик: в тех странах, где свет очень ярок, необходимо предохранять глаза и лоб от лучей солнечных, Но так как тарбуш с наличником будет несколько похож на шляпу, то сомнительно, чтобы Египтяне решились принять этот совет.

37) Обувь. — Мусульмане, вообще, не носят чулок. Зажиточные люди заменяют их чем-то в роде карпетки из желтой кожи, и называют это мецца; такая карпетка кладется в красный или желтый сафьянный башмак, называемый маркубом и носимый наподобие туфлей. Прежде, желтые башмаки позволено было носить только мусульманам; христиане могли иметь красные башмаки, но исключительно им предоставлен был черный цвет. Пользу двойной обуви, употребляемой жителями Востока, очень-легко понять: они могут, входя в комнату или мечеть, оставлять башмаки у дверей и идти по циновкам, коврам, диванам, не боясь замарать их и, однако, не голыми ногами.

38) Нечто о новом костюме. — Этот костюм, произведши важные перемены в старинном одеянии, не испортил, однако, национального типа. С выгодами франкского костюма (впрочем не подражая ему рабски) он соединил самые отличительные черты костюма мусульманского; притом, существуя уже в Румелии и Албании, он не был совершенною новизной. Избирая его, Мехмед-Али поступил осторожно и благоразумно: осторожно потому, что, решившись нарядить своих подданных в европейское платье, он встретил бы с их стороны самое фанатическое сопротивление; благоразумно потому, что люди, привыкшие к удобству простой одежды, [233] доставляющей полную свободу их движениям, были бы очень смешны и стеснены в нашем платье.

Пример Константинополя доказал, что Мехмед-Али поступил весьма умно. Известно, что султан Махмуд одел войска свои в европейский костюм, без всякой в нем перемены. В нынешней одежде Турков, все, за исключением тарбуша, заимствовано у Европы: и узкая рубашка, и галстук, и тесные панталоны, а стянутый сюртук, и высокие башмаки. Этим Махмуд возбудил в Османах отвращение к своим преобразованиям. Одежда, заимствованная у Европейцев, всегда была для мусульманина предметом презрения и ужаса. Не говоря уже о том, как неблагоразумно презирать до такой степени мнением народным, посмотрите на Турков, к которым так не идет узкий сюртук и панталоны, которые так неповоротливо смешны в новом своем костюме, в увидите, что великолепная реформа султана, не повела, в сущности, ни к чему, кроме забавного маскарада.

Нельзя, однако, не согласиться, что эта реформа может произвести хорошие следствия, сгладив одну из черт, совершенно отделявших мусульман от остальной части Европы. Реформа, произведенная Мехмедом-Али, который сблизил египетский костюм с нашим, не исказив ни того, ни другого, поведет за собою, более надежным путем, те же самые следствия. Различие в одежде, — особливо, если она служит (как у мусульман), символом народных и религиозных преданий, — воздвигает между народами непреодолимую преграду, которую во всяком случае полезно разрушить. Если смотреть на вещи с этой точки, то перемены, произведенные Мехмедом-Али и Махмудом, нельзя почитать жалкими, ребяческими игрушками. Художники, без сомнения, станут жалеть об уничтожении поэтически величавой чалмы, [234] развивающихся кафтанов, богатых кушаков; но люди положительные легко утешатся в этой потере, подумав о благодетельных следствиях, какие могут вознаградить ее.

Хотя священные книги и запрещают мусульманам, носить шелковые или шитые золотом одежды, равно и иметь при себе золотые или серебряные бездеки, однако сила религии не могла победить страстной наклонности их к этому роду убранства. Зная такую наклонность Арабов, законодатель усиливался истребить ее именным запрещением, но тщетно. Нет народа, столь расточительного на золото и дорогие каменья, как Египтяне. При всем этом, не заметно тонкого вкуса в блеске их наряда; они не могут установить гармонию между выставляемыми на показ драгоценностями, ни прибрать их одну к другой; они иногда уменьшают цену их грубыми и смешными нескладицами. На Востоке нередко видишь человека в каком-нибудь рубище и, в то же время, в шитом золотом камзоле.

Гардероб Египтян не так богат, как гардероб зажиточных Европейцев: Араб никогда не имеет при ce6е много платья. Впрочем, богачи меняют одежду довольно часто. Белье переменяется обыкновенно по нескольку раз в неделю. Простолюдины далеко не следуют, в этом отношении, законам опрятности. В Египте не бучат белья, а моют его в простой или мыльной воде. Утюги там неизвестны.

39) Одежда феллахов. — Она очень проста и состоит из холщевой рубашки и холщевых портов, сверх которых надевается большая синяя рубаха (герья), спускающаяся ниже колена и опоясанная вокруг тела кожаным или матерчатым поясом. Феллах носит тарбуш и чалму, или войлочную скуфью, белого или серого цвета, называемую лебдехом. Зимою, он надевает забут, или [235] капот с широкими в длинными рукавами.

В одежде Египтян есть некоторые изменения, собранные с местностью той или другой его части. Жители Нижнего Египта, повинуясь требованиям климата, одеваются очень тепло; Александрийцы, подобно Варварийцам, носят вообще суконное платье. В Каире одеваются гораздо легче. Но там, как и в Нижнем Египте, тот, кто не имеет средств носить суконное платье, прибегает к полотну, между тем, как, по странности довольно замечательной, жители Саида, даже в самые сильные жары, покрываются шерстяными материями. В окрестностях Ассуана все одеяние мужчин и женщин заключается, как в у всех дикарей, в кожаных поясах, прикрывающих только среднюю часть тела.

40) Обычаи Египтян, относительно волос, бороды, и т. п. — Коран предписывает мусульманам дочиста выбривать на голове волосы. Большая часть Египтян оставляет только небольшой пучок на затылке, называемый чучехом. Это Египтяне делают для того, чтобы неверные, которым они попадутся в плен, отрубив им голову и не находя, за что ее поднять, не вложили нечистой руки своей им в рот, потому что борода слишком коротка для подобного употребления.

У Египтян, как у всех народов, обитающих в жарких климатах, борода не отличается большим количеством волос. Арабы, вообще, сбривают часть, находящуюся над верхней челюстью, равно как частицу волос, опускающихся под нижнюю губу, не трогая, однако, того, что мы называем усами. Они сбривают также часть бороды под подбородком и все неправильно выросшие волосы, какие найдутся на лице. Египтяне обыкновенно носят бороду длиною в поперечник ручной кисти (таков был обычай пророка). Они подрезывают усы вровень с верхнею губою, между тем, как [236] Османлисы оставляют их расти свободно.

Борода в большом уважении у восточных народов. По их понятиям, она служит символом возмужалости, свободы, силы физической и нравственной. Клятва бородою и усами — клятва священная. Говоря о человеке тупом и несмышленом, они выражаются так: "Можно сосчитать волосы в его бороде". Попечение их о бороде, соответствует уважению, ей оказываемому. После каждого омовения, предписанного законом, они моют бороду, намыливают, нередко окуривают благоуханиями. Прежде ее окрашивали генехом, потому что борода считалась за величайшую красоту в мужчине. Нынче этот обычай, слишком женоподобный, вышел из употребления.

В армии борода уничтожена: Мехмед-Али запретил носить ее и офицерам и солдатам. Поэтому, мы видим теперь высших военных сановников, пашей, и проч. лишенных этого природного украшения, к которому некогда питали они суеверную привязанность. Такое запрещение, искоренив еще одну из отличительных черт, воздвигавших между Европейцами и обитателями Востока высокую преграду, по моему мнению, весьма важно. Сглаживанием внешних отличий приготовляется нравственное соединение народов.

В гражданском быту, молодой человек отпускает бороду только в день своего брака, или тогда, когда позволит ему отец. Рабы лишены этой чести. Впрочем, по достижении ими зрелого возраста, господа их, вняв покорной и убедительной просьбе, иногда удостаивают их права носить бороду.

Тот, у кого нет бороды, отпускает себе усы. На Востоке, человеку, не имеющему усов, придается оскорбительный эпитет; и, потому, я советовал бы Европейцам, туда едущим, не сбривать их.

Я был свидетелем довольно занимательного случая, [237] относительно бороды, и передам его читателям: он, мне кажется, может дать понятие о том, как высоко ценят Египтяне старого покроя этот славный признак возмужалости.

В 1834 году, в поездку мою по рекрутскому набору, я присутствовал, в Загазии, небольшом местечке Нижнего Египта, лежащем на правом берегу Моэйского Канала, при довольно любопытном процессе, возникшем по случаю бороды. Вот как было дело. Один шейх-эль-белед (деревенский староста) поставил в рекруты слишком старого феллаха, которого я не принял. Но последний, не удовольствовавшись позволением возвратиться домой, предстал пред мамура и, пристально смотря на шейх-эль-белела, стоявшего возле его, сказал: "Я тебе говорил, что уж не гожусь быть солдатом". Потом, обратясь к мамуру, феллах продолжал: «Внемли мне, о грозный Гассан! Шейх-эль-белед враг мой; не смотря на то, что мне сорок лет, он хотел поставить меня под ружье и обрил мне бороду, чтобы я казался моложе беям, которые берут нас. Как теперь ворочусь я к своим с обесчещенным подбородком? Я буду забавою ребятишкам, да и отцы их будут смотреть на меня с сожалением. Ради пророка, окажи мне правосудие, о сын праведного и могучего Ибрагима!» Речь произвела свое действие. Мамур приказал бывшему тут кадию писать его гакем. Обвиняемый шейх и судья его разменялись между собою взглядами. Последний, сидя на корточках на ковре и покачивая головой из стороны в сторону, как бы для призвания вдохновения, подумал несколько минут и, потом, все продолжая качаться, произнес следующий приговор: "В главе о корове написано, что кто отрежет нос, ухо, вырвет глаз, зуб у своего брата, тот да лишится своего носа, уха, глаза, зуба. Но в книге ничего не сказано о бороде. Суд мой [238] кончен». Приговор весьма удовлетворительный для шейха, но ничуть неудовлетворительный для мамура, который, с коварной важностью поглаживая свою бороду, возразил: «Слава Богу и благоговение к словам пророка! Если позволено резать бороду у своего брата, то пусть сейчас же обрежут ее у кадия». Кадий без бороды! но это будет разжалованный судья, посмешище для народа! Испуганный кадий извиняется, просит помилования, исправляет свой приговор а приискивает закон о возмездии. Шейх, большой охотник резать чужие бороды, крепко держался, однако, за честь собственного подбородка, и потому, обратив ласковый взор на свою жертву, сказал: «О Галиль, брат мой! Неужели, если у меня отрежут бороду, твоя вырастет от того скорее? Лучше сочтемся как-нибудь. Чего ты хочешь за убыток, какой я нанес тебе?» Как, по мусульманскому закону, все выкупается, то и борода молодого рекрута была оценена в 60 пиастров, равняющихся почти 15 франкам. Получив удовлетворение, рекрут не хотел однако возвращаться в деревню и остался в услужении у мамура до тех пор, пока не выросла у него новая борода.

Египетские христиане имеют к бороде такое же уважение и следуют тем же обычаям, как мусульмане. Красивая, густая борода в особенном почете у христианского духовенства. Успехам католической веры на Востоке немало препятствовало то, что служители ее ходят с обиженным подбородком. Мусульмане и христиане восточной церкви ни за что не захотят подчинить себя духовному начальнику, обритому, как последние из их невольников, и мысль, что папа также бреется, вызывает на лицо их улыбку презрения и сожаления. Не знаю, подействовало ли на меня влияние восточного предрассудка, только, в Римe, быв свидетелем божественной службы, совершаемой папою, я жалел, что, при этой [239] великолепной церемонии, августейший старец, наделенный всеми наружными достоинствами, необходимыми для возбуждения благоговейного чувства, не мог производить такого же на меня действия, какое непременно произвела бы почтенная белая борода. Словом, я думаю, что для священнического сана ничего не может быть приличнее бороды, и потому не стану удивляться, если какой-нибудь первосвященник вздумает предписать ношение ее, по крайней мере, епископам и кардиналам. Я уверен, что эта мера, одобряемая равномерно и искусством, и достоинством христианского богослужения, будет иметь результаты, которыми со всею уверенностью можно хвалиться пред жителями Востока, подчиненными влиянию внешних предметов гораздо более, нежели как думают обыкновенно Европейцы.

Исключая бороду, мусульмане тщательно выводят волосы из всех прочих частей тела. Способов для этого употребляется три: они или бреют их, или выдергивают, или истребляют посредством мази, составленной из извести и опермента. Люди низшего класса татуируют иногда кисти у рук и плечи.

41) Опрятность и неряшество. — Пророк, чувствуя, как важна опрятность в жарком климате, сделал ее для учеников своих религиозной обязанностью, и потому установил для них омовения. Мусульманами строго предписано омывать как можно чаще детородные части и оконечность заднего прохода (anus). Египтяне исполняют это не иначе, как левою или нечистою рукою: правая исключительно посвящена действиям возвышенными принятию пищи, пития, приветствиям, и проч. Сверх того, они часто моются в банях, о которых мы еще будем говорить.

Мусульмане никогда не плюют ни в комнатах, ни в мечетях. При большом сборище людей, чувствуя [240] крайнюю необходимость плюнуть, они удовлетворяют ее со всевозможной осторожностью, отвернувшись в сторону.

Отрыжка позволена Арабам за столом, в разговоре, даже во время молитвы, и доставляет им особенного рода наслаждение. Европейцы часто оскорбляются такой вольностью, если не знают о праве, предоставленном ей мусульманскими нравами. Этот обычай перенесли, как кажется, в Испанию Саррацины.

Не смотря на все меры чистоты, предписанные религией, нередко можно встретить, как у бедных, так и у богатых людей — вшей на платье. Египтяне нисколько не стыдятся и даже не убивают этих отвратительных насекомых. Они ловят их с обычною беспечностью и только бросают на пол. У зажиточных людей есть особенный инструмент, которым они водят себя по спине, для уменьшения зуда, происходящего от укушения вшей: это род согнутой деревянной терки, очень похожей на большую ложку. Существование вшей у Египтян приписывали не только неопрятности, во и жаркому климату, употреблению хлопчатобумажного платья, бездействию и воздержанию от шипучих вин, наблюдаемому ими вообще очень строго.

Почти у всех зажиточных Египтян зубы испорчены, несмотря на то, что они полощут рот несколько раз в день. У феллахов, напротив, всегда прекрасные зубы. Геродот (Эвтерпа, LXXXIV), говоря о египетских врачах, упоминает об одном классе, занимавшемся исключительно лечением рта. Видно, болезнь эта существовала в Египте во все времена. Однако, напрасно приписывали ее употреблению кофе и табака. Настоящая ее причина заключается, без сомнения, в пище богачей, которые едят без разбора мясо и овощи, приготовленные в коровьем масле, горячие блюда, и не наблюдают постепенности в внезапных переходах от холода к теплу. [241]

Мусульмане никогда не употребляют наших волосяных щеток, из опасения, чтобы в них не попалась щетина свиньи — животного нечистого, по их законам. Щетки их делаются из волокнистого корня нисуака, получаемого из Аравии, или Сеннаара.

Египтяне никогда не обрезают сами себе ногтей: они предоставляют это цирюльникам, которые и обстригают их до самого нельзя.

Они имеют обыкновение, сидя на диванах с сложенными крест накрест ногами, гладить рукою свои подошвы: им очень нравится ощущение, производимое этим щекотанием.

42) Бани. — Религия предписала Египтянам употребление теплых бань, и жаркий климат заставил их находить истинное yдoвoльcтвиe в исполнении этой заповеди пророка. От того Египтяне охотно и часто бывают в банях.

Мы уже видели, что публичных бань (гамманов) весьма много в Египте, и что часто они строятся при какой-нибудь мечети. В Kaире считается семьдесят бань: из них некоторые исключительно назначены для мужчин, другие для малолетних детей и женщин, а большая часть для лиц обоего пола. В эти бани так сказать смешанного рода утром ходят мужчины , после полудня женщины. Когда баня занята женщинами, то над дверьми входа вешается суконный или холстинный лоскут, для предварения мужчин, что они не могут входить в баню. Мужчинам прислуживают мужчины, женщинам женщины.

Лицевая сторона бань украшена вообще во вкусе фасадов большей части мечетей. Вход расписан разными красками, но предпочтительно белою и красною. Здание состоит из ряда комнат, вымощенных разноцветным [242] мрамором, как дурках (См. параграф о домашней утвари) в частных домах, и увенчанных куполами с небольшими круглыми отверстиями, пропускающими сквозь себя свет. Стены и купола делаются обыкновенно из кирпича и гипса. Вровень с самыми высокими частями здания, устроен сакиэ, из которого беспрестанно наполняется котел колодезной или речной водой.

Первое отделение при входе называется меслюкх. Около стен устроены диваны, на которых приходящие оставляют свое платье. У кого есть часы, деньги или сабля, тот при входе вверяет их банному сторожу (маллим). Раздавшись, обвивают себе чресла полотенцем, надевают деревянные сандалии и идут в баню сквозь множество узких переходов, постепенно приучающих тело к жару, которого, без этой предосторожности, невозможно вынести. Баня состоит из залы со сводами, которой стены и пол обложены мрамором. Облака пара, восходящего над бассейном теплой воды, образуются беспрерывно и мешаются с приятными испарениями благовоний, там сжигаемых. Лежа на сукне, опустив голову на небольшую подушку и принимая какие-угодно телоположения, посетитель окружен благовонными облаками, которые, виясь вокруг тела, растворяют все его поры.

Когда, после нескольких минут этого сладострастного покоя, приятная влага разольется по всему телу, банщик начинает трение. Сперва он тихо разминает члены. Потом, когда они получат необходимую гибкость, заставляет суставы хрустеть и так сказать месит своими пальцами тело, нежно к нему прикасаясь. При этой операции, которая кажется ужасной и пугает неопытных (хотя не было еще примера, чтобы она повела к чему-нибудь неприятному), самая шея должна щелкнуть [243] два раза. Расправив все суставы, банщик трет подошвы чем-то в роде тёрки, сделанной из обожженного, твердого и ноздреватого кирпича, а прочие части тела шерстяною суконкою, известною под именем риса. Во время этого сильного трения, кажется, будто кожа отделяется от костей; с тела, облитого потом, грязь падает маленькими, продолговатыми свитками; малейшие частицы, засорившие поры, уносятся суконкою, и кожа становится гладкою и мягкою, как атлас. Невозможно вообразить себе всего количества нечистот, извлекаемых рукой банщика из тела самого опрятного человека, принимающего обыкновенные ванны.

Далее, посетитель входит в комнату, где тот же банщик льет ему на голову пену благовонного мыла и снова трет его связкою пальмовых волокон, похожих на щетину и называемых лифом. Потом, посетитель садится в бассейн из теплой воды; по выходе оттуда, ему обвертывают голову и тело большими полотенцами, и он возвращается в первую залу. Там, положив на тюфяк, покрывают его чистым бельем и обсушивают его тело посредством нового трения. Таким образом, он проводит полчаса в сладостном изнеможении, пьет кофе и курит табак. Наконец, он одевается, и, если захочет, платье ему подают окуренное алоем.

После восточной бани, по всему телесному составу разливается какое-то сладостное, невыразимое словами ощущение. В это время чувствуешь в себе необыкновенную гибкость и легкость, как будто с тела свалилось тяжелое бремя. В это время, точно будто возрождаешься к новой жизни, дышишь блаженством очищенного существования — блаженством, которое сознают ум, сердце и все части нашего тела.

Многие ходят в баню два раза в неделю, иные раз, Некоторые реже. Есть люди, которые только купаются в [244] бассейне и моются мыльною, благовонною водою. Мусульманам предписано ходить в баню после каждого сообщения с женою, и для смытия других нечистот.

Плата, положенная за бани, весьма умеренна и не отягощает ни одного класса. Бедные платят всего от 5 до 10 парасов (от 3 до 6 сант.). Правда, за эту плату их не трут и не обливают мылом. Человек, несколько зажиточный, платит за полную баню от одного до 5 пиастров (от 25 до 125 сант.). Притом обычай этот столь важен, что почти все люди с состоянием имеют у себя в доме собственную баню. В самом деле, для них было бы очень неудобно часто водить в публичную баню многочисленное семейство.

Смотря на восточные бани с гигиенической точки, я полагаю, что oни должны быть спасительны в высшей степени: во-первых, потому что служат для поддержания опрятности, необходимой в такой стране, где жар-кий климат, беспрерывный пот и пыль служат важными причинами нечистоты; во-вторых, потому что они предотвращают многие болезни, проистекающие в Египте, по большой части, от стеснения выдыхательных сосудов. Опыт, конечно, доказал обитателям Востока пользу бань в этом отношении. И потому, едва почувствуют они малейшую немощь, расслабление, сухость кожи и проч., тотчас же отправляются в баню, проводят там несколько часов и ходят туда нисколько дней сряду. Этому обычаю они обязаны также излечением довольно важных болезней, как-то: коросты и проч., столь обыкновенных на Востоке. Причину уменьшения накожных болезней, лишаёв, проказы и т. п., производивших некогда столь ужасные опустошения, также должно приписать введению в употребление бань. Итак, бани восточных народов я почитаю одним из действительнейших средств их гигиены и желаю, чтобы [245] употребление их распространилось во всей Европе. Что же касается до бань, существующих у нас до сих пор, то они только слабое подражание восточным. Вообще, расположение комнат в них очень дурно; в переходах из жара в холод не соблюдено ни малейшей постепенности, а о восточном «трении» нет и помина.

43) Провождение времени, занятия. — Египтяне встают очень рано. Для утренней молитвы, мусульманин должен до зари одеться и быть на ногах. Совершив омовение и прочитав молитву, он тотчас же принимается за трубку и кофе. Некоторые довольствуются, по утру, одним кофе; иные, сверх того, слегка завтракают.

Зажиточный человек, свободно располагающий своим временем, садится потом на лошадь, едет в гости, делает разные покупки, или дожидается обеденного часа, беседуя с друзьями. Он обедает за час до полудня, потом курит трубку и пьет кофе. После обеда уходит в гарем, где жена или невольница пекутся об его успокоении. Он спит там два или три часа. По пробуждении умывает себе лицо и делает кейф. Это слово, не переводимое на наш язык, выражает состояние физического и умственного покоя, очень любимого обитателями Востока, состояние бесчувственное и блаженное, когда вся деятельность жизни останавливается, — род летаргии, исполненной самодовольствия и соединяющей, в сладострастной дремоте своей, far nicnte и pensar nicnte Итальянцев. Далее, Египтянин выкуривает несколько трубок, пьет кофе, играет в шашки и шахматы до асра (трех часов пополудни). В этот же час, он читает молитву у себя дома, или отправляется для этого в мечеть. Исполнив священный долг, он гуляет несколько времени пешком или на лошади и возвращается домой, обыкновенно, за час до захождения солнца: это магреб, час вечерней молитвы и ужина. Отужинав, [246] мусульманин уходит или уезжает опять, иногда отправляется в кофейный дом слушать сказочника, а иногда проводит час или два у кого-нибудь из своих знакомых. Ложится он, обыкновенно, в восемь или девять часов, если какой-нибудь особенный случай, праздник или свадьба, не задержат его, или, очарованный прелестью ночи, он не взойдет подышать прохладой на террасу.

Такова беспечная жизнь богача, чуждая почти всякой деятельности. Египтянин, по-видимому, терпеть не может движения. Ходьба, прогулка пешком — не принадлежат к числу его вседневных упражнений; он не понимает, какое удовольствие находят в этом Европейцы. Кто имеет надзор над какой-нибудь работой, или занят службою, тот отправляется к делам своим или к должности с самого утра, проводит там весь день, там обедает и возвращается домой вечером.

Купцы весь день просиживают в лавках. Эти лавки почти всегда отстоят довольно далеко от дома и квартала, ими занимаемого.

Ремесленники начинают свои работы весьма рано. Феллахи выходят в поле утром и возвращаются, обыкновенно, домой не ранее вечера. Полевые работы нисколько не обременительны; феллах работает очень вяло и спит большую часть дня. Если нет вблизи дерева, то он ложится на солнце, завернувшись в свой плащ. Феллах так свыкся с жаром, что самые жгучие солнечные лучи не могут помешать сну его и никогда не вредят его здоровью.

44) Сон. — Почти все народы, населяющие Оттоманскую Империю, вели некогда кочевую жизнь; следовательно, сон не составлял для них большой важности. Привыкнув снимать во всякое время шатер, и идти куда глаза глядят, они не могли доставить себе в этом отношении [247] те удобства, которые изобретены обычаями оседлой жизни. Как в прочих отношениях, так и в этом, нынешние Турки и Арабы наследовали нравы и обыкновения предков своих.

Вообще, употребление кроватей у них неизвестно. Правда, что с давних уже лет появились здесь кровати, но ими пользуются немногие. Египтяне расстилают на ковре один или несколько тюфяков и спят на них во всей одежде. По их мнению, такой способ сна, импровизируемый каждым вечером на полу их комнат, несравненно удобнее прочих, потому что сохраняет во всех частях горизонтальное положение тела и, в то же время, не так затруднителен, как употребление наших кроватей. Так как у Египтян нет особенных комнат для спален, то свернутые тюфяки могут быть легко убираемы, и комнату, где спали во время ночи, можно в продолжение дня употреблять на что угодно.

Тюфяка восточных жителей набиты хлопчатой бумагой и никогда не бывают толсты: Египтяне лучше любят увеличивать их число, нежели объем. Такое распоряжение весьма понятно, во-первых, потому что оно дает средство с большею удобностью складывать и переносить тюфяки, а во-вторых, потому что, в жаркой стране, постель, составленная из толстых тюфяков, доставляла бы менее простора прохладительному движению воздуха и сосредоточивала бы в себе более тепла.

У богатых, простыни делаются из шелковой материи или самого тонкого полотна. Верхняя простыня всегда прикреплена к одеялу.

Ложась спать, зажиточные горожане снимают с себя дневное платье и оставляют на себе только рубашку и порты, сверх которых надевается род халата, или кафтана, опоясываемого шелковым или кашемировым кушаком, стянутым застежками или пряжками. Они [248] скадают также свой головной убор и довольствуются на ночь простым колпаком.

Из ремесленников, многие, не имея тюфяков, ложатся спать на коврах. Бедные спят на циновках, обвернув вокруг себя широкую тунику, или закутавшись в одеяло. Все они так привыкли к этой жесткой постели, что Мехмед-Али, образуя войско, не почел за нужное дать солдатам тюфяки: у них нет ничего, кроме полевых коек, которые они покрывают шерстяным ковром.

Сон, кажется, находится в полном распоряжении Египтянина. Чтобы заснуть скорее и с большей приятностью, богачи заставляют своих невольников, слуг и даже жен гладить им ноги, что производит на них магическое действие. Если жарко, то один из невольников целую ночь только и делает, что выгоняет мух и проветривает комнаты. Зажиточные люди заставляют будить себя совершенно особенным образом: невольник, осторожно подойдя к своему господину, гладить рукою подошвы его ног до тех пор, пока это приятное щекотание не вызовет его господина из состояния покоя к состоянию бодрствования.

45) Обычные восклицания, брань, клятвы. — Мусульмане, совершенно проникнутые религиозными идеями, нередко вмешивают в свой разговор восклицания, призывая или прославляя Бога, Пророка, Коран. Они весьма склонны к клятвам и большею частью призывают в свидетели эти предметы своего обожания. Часто произносят они слово уаллах (клянусь Богом). При начатии какого-нибудь дела, они, обыкновенно, восклицают: «Во имя Бога благого, милосердого», а по окончании его: «Слава Богу». Выражение Аллах керим (Бог благ) весьма часто употребляется. Говоря о том, что может быть в будущем, они всегда присовокупляют: «Если это угодно [249] будет Богу (иншаллах)», а о том, что была: «Богу все ведомо (Аллау далем)».

Мусульмане никогда не богохульствуют; хула против Всевышнего исполнила бы сердца их ужасом.

Словарь ругательств очень богат. Некоторые из них так неблагопристойны, что не могут быть приведены здесь. Нередко мусульмане честят друг друга ганзиром (свиньею) и тором (быком). Одно из самых позорных ругательств: сын христианина, или сын жида. Иногда, Египтяне сами выдумывают ругательства. Нет ничего ужаснее, как плюнуть на того, с кем бранишься.

46) Слуги. — Мусульмане держат при ce6е всегда большое число слуг. Слуги разделены на несколько разрядов, из которых каждый имеет особенное назначение. Эти разряды суть: фаррахи, на попечении которых лежит внутренность дома, чистка платья, и проч.; сакхасы или водоносы; таббархи, или повара; чибукчи, занимающиеся только смотрением за трубкою; каведжи, у которых на руках кофе; саиды, или конюхи. У каждой квартиры есть свой привратник, боваб. Слугами начальствует, обыкновенно, сакхас. В домах, и даже не совсем богатых, нередко каждый разряд слуг имеет своего особенного начальника.

Слуга исполняет только те обязанности, к которым приставлен, и никогда не станет делать того, о чем не договорился: важное неудобство для господ, беспрестанно принужденных, даже в самых ничтожных делах, прибегать к разным людям. Сверх того, этот обычай заставляет их держать непомерное число слуг и вести расходы, несообразные с их потребностями. Нынче, благодаря спасительному примеру, данному Мехмедом-Али и Ибрагимом-Пашей, число слуг весьма уменьшилось.

Мусульмане очень попечительны в отношении к слугам: они одевают их, кормят, дают им жалованье. [250] Правда, плата, получаемая слугами, незначительна; но так как работа разделена между ними, то должность их нисколько не тяжела. У нас один слуга без особенного усилия заменит четырех или пятерых Египтян. И, не смотря на то, нередко один страх наказания может победить их лень!

Женщины никогда не прислуживают мужчине, ни мужчины женщине; противоположный европейский обычай составляет одну из особенностей наших нравов, более всего оскорбляющую мусульман.

Египетские слуги очень жадны к деньгам; они обыкновенно просят подарков у всякого, кто приходит к их господину, особенно в праздничные дни. Едва успеете выйти из дома, как они сбегутся к вам, станут вам помогать садиться на лошадь или осла, и протягивают руку, прося какого-нибудь подарка, называемого ими башичем. Этот обычай так же несносен и стеснителен, как bопа тапо в некоторых провинциях Италии. Египетские слуги так далеко простирают свои требования, что просят башича не только за услуги, оказанные вам ими или господами их, но даже и за те, которые вы им сами оказываете. Сделали ль вы подарок — надобно дать башич тому, кто придет за ним. Пригласили ли вы кого к себе обедать — вы должны оделить башичами слуг гостей ваших. Я сам, врач, посетив даром какого-нибудь больного, бываю осаждаем ватагою слуг его, и до тех пор не отделаюсь от их докучливого крика, пока не брошу этим наглым нищим нескольких монет. Мехмед-Али сделал строгие распоряжения относительно этого злоупотребления; но оно до такой степени укоренилось в нравах, что истребить его не легко будет.

В довершение всего, египетских слуг нельзя [251] похвалить за верность к господам: они слишком не надежны и склонны к воровству.

Ни в одной мусульманской стране христиане не могли иметь у себя в услужении мухаммедан. Нарушение этого закона почиталось обидой, нанесенною самому исламизму. Один Египет всегда составлял исключение из этого правила, предписанного грубым фанатизмом. Если бы не эта терпимость Египтян, то Европейцы, населяющие их страну, были бы в большом затруднении.

ЖЕНЩИНЫ.

Арабки. — Утонченность кокетства. — Брови. — Окрашивание ресниц, ногтей, пальцев, подошвы. — Неверное средство увеличивать груди. — Татуирование. — Обрезание женщин. — Турчанки. — Возмужалость египтянок; плодородие; старость. — Костюмы: богатых женщин. — Недавние перемены, происшедшие в костюме богатых женщин, простолюдинок, среднего класса. — Помещение женщин; гарем. — Лица, составляющие гарем. — Гаремная жизнь. — Рыцарские преимущества, дарованные женщинам. — Гости гарема. — Занятия женщин. — Их мнение о своем состоянии. — Употребление бань. — Случай, рассказанный Наполеоном. — Нравы публичных женщин. — Евнухи.

47) Арабки. — Арабки, составляющие многолюднейшую часть женского народонаселения Египта, суть вообще среднего роста и отличаются изяществом своих форм. Они участвуют в делах мужчины, разделяют, как известно, труды его и часто превосходят его самого в силе. Позвоночная кость у Арабок дугообразна, члены округлены правильно, руки в ноги малы и пухлы. Большие черные глаза, живые, сверкающие, отененные длинными ресницами, придают их лицу прекрасное [252] выражение. Нос у Арабки мал, часто даже несколько туп. Губы немного толсты; зубы превосходного устройства и ослепительной белизны составляют резкий контраст с смуглым цветом кожи. Кожа более или менее темна, смотря по тому, откуда Арабка: из Нижнего ли, Среднего, или Верхнего Египта, из города, или из деревни. Перси, в высшей степени развитые, твердые и превосходно округленные, украшают широкую грудь Египтянок, не подчиняющуюся никогда ошибочным и нередко пагубным утонченностям европейского кокетства. Походка Арабки красива; шаг верен и медлен; позы величественны; телодвижения, исполненные грации, напоминают давно минувшие времена древности. Тихий голос ее в полной мере согласуется с обольстительной нежностью ее дружеских выражений. Говоря с вами, она станет называть вас своими очами, своим сердцем, своей душою (ях хени, ях кхолби, ях рохихи). Разговаривая с мужчиной, Арабка всегда называет его братом, или господином.

48) Утонченности кокетства: брови;, окрашивание ресниц, ногтей, пальцев, подошвы. — Египтянки очень заняты своим туалетом. Они чрезвычайно хотят нравиться и, с этой целью, прибегают к множеству любопытных средств. Так, вместо того, чтобы предоставить брови свободному росту, они уменьшают ширину их, оставляя только весьма тоненькую черту. Они чернят концы ресниц, употребляя, для этого, черный порошок, называемый кхол (сурьма). Этот порошок они держат в небольшом серебряном или хрустальном сосуде, куда опускается маленький кинжал, которым они подносят порошок к концу ресниц, чтобы этим придать им больший блеск: они успешно достигают своей цели, если не слишком много употребляют краски. Египтянки накладывают также на разные части лица, на шею в грудь, [253] черные мушки; окрашивают ногти, концы пальцев и подошвы ног красною или черною краскою, с помощью листьев дерева, называемого хенн. Эти листья, обращенные в порошок, смачиваются водою и образуют тесто, которое вечером прикладывается, в искусно вырезанных узорах, к рукам, от чего выходят на них прелестные рисунки. Очень понятно, что употреблением таких средств Египтянки хотят выказать белизну своей кожи.

49) Неверное средство увеличивать груди. — Я сказал, что у египетских женщин прекрасные груди. Главная заботливость их состоит в том, чтобы как можно более развить их; для этого, некоторые прикладывают к грудям мякиш хлеба, что, однако, не производит другого действия, кроме ослабления волокнистых частей органа.

50) Татуирование. — Женщины из простого народа татуируют себе нижнюю губу, подбородок, плечи и кисти рук.

51) Обрезание женщин. — Египетских женщин подвергают некоторому роду обрезания, производя эту операцию над девочками от семи до восьми лет. Когда девочка достигнет положенного возраста, ее отводят в баню, где сами баньщицы, вооруженные плохими ножницами, совершают над ней обрезание. Не знаю, что могло быть причиною подобного обычая. Вероятнее всего, что этим хотели уменьшить, в самом раннем возрасте, наклонность египетских женщин к сладострастию. Меньше, что обрезание женского пола в Египте есть мера, придуманная для укорочения меньших губ (нимф, nymphes), которые впрочем так же велики у Египтянок, как, и у Европеянок, совершенно несправедливо. Религия ничего не говорит об этом обряде. Сказывают, однако ж, что он существовал и у древних Египтян.

52) Турчанки. — Турчанок можно назвать первыми [254] красавицами Египта. Oни, большей частью, невольницы, привезенные из Грузии или земли Черкесов. Это одалиски сералей. Oни чрезвычайно белы, и красота их талии, правильные, благородные черты лица — оправдывают в полной мере данный им эпитет «прекраснейших женщин в мире».

53) Возмужалость Египтянок; их плодородие; старость. — В Египте, женщины приходят в совершенный возраст на одиннадцатом или на двенадцатом году. В двенадцать лет, они становятся нередко матерями, в двадцать четыре года бабушками, в тридцать шесть лет прабабушками, в сорок восемь прапрабабушками; есть даже примеры, что они доживают до пятого поколения. Преждевременная возмужалость египетских женщин — причина их преждевременной старости; в двадцать пять лет, египтянки так увядают, как иная Европеянка не увядает и в пятьдесят. О плодородии их свидетельствуют все историки. Женщины бесплодные навлекают на себя некоторого рода презрение, и, потому, они не щадят никаких средств, чтобы сделаться матерями.

43) Одежда богатых женщин. — Жены знатных людей отличаются богатством и разнообразием своей одежды. Золото, шелк, разных цветов кашемиры, самые изысканные ткани, составляют их убранство. Вот различные части одежды этих женщин.

Рубашка, делаемая обыкновенно из кисеи, самого тонкого полотна, флёра и других не менее отличных тканей. Рубашка эта бывает или белая, или ярких цветов, как-то: розового, фиолетового, светло-желтого, небесно-голубого, а иногда и черного. Часто, она вышивается шелками или золотом; у некоторых рубашки усеяны сверкающими блестками. Рубашка шьется очень полно, с широкими рукавами, и не доходит до колена. Под нее надевают полотняные или кисейные кальсоны. [255]

Панталоны (чинтиан), на которые не жалеют материи, прикреплены посредством ошкура к поясу и связаны на икрах; оттуда они опускаются на ноги, что придает им вид юбки.

Длинное платье (ллек), сжимая талию над бедрами, спускается ниже колен. Этот особенный род туники кроится так, что груди прикрываются и удерживаются только рубашкою. Ялек застегнут спереди до самого пояса и открыт с обоих боков, начиная с бедер. Рукава сжимают плечи, становятся шире в локтях и оттуда спускаются до подола ялека.

Талия стянута кушаком, состоящим из кашемировой шали, или четвероугольного куска кисеи в другой материи, даже ситцу, смотря по званию и богатству женщины. Этот четвероугольный кусок материи сложен диагонально и повязывается на нижней оконечности поясницы; один из его углов остается позади; другие два, сходясь спереди, скрепляются узлом, или петлею. Составленный таким образом кушак обвивает тело, не стесняя его.

Сверх ялека женщины носят джеббех, суконный во время зимы. Рукава этого верхнего платья оканчиваются на локтях; вверху, оно выкроено дугою; на груди не застегивается и остается распахнутым; оно бывает простое или вышитое. Некоторые заменяют его чем-то в роде спенсера, называемого саллах.

Головной убор состоит из маленькой, красной шерстяной шапочки, вокруг которой обвернуты, на подобие чалмы, один или несколько платков из Флёра, белой или цветной кисеи, более или менее богато вышитых.

К задней части шапочки прикреплена круглая, выпуклая бляха, имеющая около трех дюймов в диаметре и называемая курс. У женщин низшего сословия эта бляха просто золотая; у богатых, она осыпана дорогими каменьями. [256]

Волосы передней части головы падают буклями на виски, или связаны в пучки. Египтянки, подобно европейским дамам, отбрасывают большую часть своих волос назад; но, вместо того, чтобы связывать их на головe, они опускают их на спину, разделяя на маленькие косы, числом от одиннадцати до тридцати пяти, но всегда так, чтобы число их было не чётное. В эти косы вплетаются три легкие снурка, из черного шелка, с привязанными к ним маленькими золотыми бляшками или другими золотыми вещицами. Каждая коса оканчивается такою золотою прикрасою, жемчужными кистями, или, просто, монетою, в которой просверлена дыра. Весь этот убор, взятый вместе, называется сефе.

Жемчуг, алмазы, употребляемые во множестве, блещу т, сверх того, в богатых серьгах обитательницы гарема, в множестве ожерельев, обвитых около ее шеи, и в дорогих перстнях, сверкающих на ее пальцах.

Египетские дамы, вообще, не носят чулок. Кожа ног их, часто омываемых благовонною водою, так же нежна, как и кожа рук; их ногти, очень короткие, окрашены геннехом. У записных щеголих найдете перстни на пальцах ног, столь же драгоценные, как и ручные перстни. Особенный род башмака (мецц) из желтого сафьяна, или богато вышитого бархата, охватывает эту ножку, которой красота еще более возвышается, блеском роскоши. Но слишком открытый башмак едва прикрывает крайние оконечности ног; у него нет задника, и пятка остается на полной свободе. Мецц заменяет дамам чулки, и они не скидают его ходя по коврам и лежа на диванах. В других случаях дамы надевают бабуши, род желтых сафьянных туфлей, с острыми и загнутыми носками; выходя из дома, они вкладывают ногу в небольшой сапог, сделанный также из желтого сафьяна а прикрывающий ее от нескромных взглядов. [257] Одежда, описанная мною, предназначена к употреблению внутри гарема. Некоторые части ее довольно красивы и изящны. Но, в народе, костюмы женщин очень похожи на одежду европейских монахинь, или на наши маскарадные домино.

Действительно, выходя из дома, египетские дамы закутываются в длинную, черную шелковую рубашку (саблех), сверх которой надевают огромное тафтяное покрывало, окутывающее все тело их и называемое хаббарах. Другое, кисейное покрывало скрывает лицо их, оставляя открытыми только глаза. У замужних женщин хаббарах черный, у молодых девиц белый. Женщины низшего сословия, вместо шелкового хаббараха, носят покрывало из льняной или бумажной ткани, синего цвета, с клетками. Такое покрывало называется милайех.

55) Перемены, происшедшие в одежде богатых женщин. — Хотя мода имеет столько же влияния на женщин, сколько и на мужчин, однако, в течение последних лет, в женском костюме произошли некоторые перемены и, скажу даже, улучшения. Так, головной убор не обременяется уже теперь толстыми чалмами, отягченными множеством драгоценных безделок. Сефе вышел почти из употребления; волосы, заплетенные в косы, собираются на голове. Рубашки не лежат, как прежде, сверх панталон. Ялек гораздо короче; рукава его оканчиваются у ручной кисти, дугообразной вырезки на груди нет, и он застегивается тут на пуговицы, или на крючки, как платья европейских дам. Джеббех оставлен совершенно: его носят только старухи. Чулки вошли в употребление у женщин высшего общества. Материи, шитые золотом, почти преданы забвению: их заменяет простая кисея.

Словом, все преобразования в одежде сделаны в пользу вкуса и во вред безумной роскоши и расточительности. [258]

56) Одежда женщин среднего класса. — Женщины, рожденные не в последних классах общества, носят, вместо полотняной рубашки, шелковую, и башмаки (маркубы), оставляющие ногам полную свободу.

57) Одежда простолюдинок. — Платье простолюдинок гораздо проще; оно состоит из широкой синей полотняной рубашки, с широкими рукавами; сверх ее надевается белая рубашка и кальсоны. Вообще, женщины из простого народа не знают обуви.

58) Помещения женщин. — Гарем. — В турецком доме, часть, отделенная от комнат, занимаемых мужчинами, преимущественно посвящена женщинам. Ее обыкновенно называют гаремом. В Европе о гаремах имеют ложное понятие и нередко смешивают это слово с словом «сераль», под которым Турки разумеют собственно дворец. Мусульмане называют гаремом не только комнаты, занимаемые женщинами, но и самые лица, живущие в этих комнатах.

Внутреннее расположение гарема не заключает в себе ничего особенного. Здесь, как и в мужской половине, находятся диван, сборная зала, где хозяйки дома видятся друг с другом и принимают посещения своих приятельниц; потом, особые комнаты для каждой из них, и другие покои, отводимые для их невольниц, прислуги и хозяйственных потребностей. Мусульмане сколько возможно стараются делать окна этих покоев не на улицу; свет в них падает со стороны домашнего сада или двора. Деревянные, искусно сделанные решетки, загораживая окна, представляют преграду солнечным лучам и нескромным взглядам.

Европейцы вообще представляют себе гарем местом разврата, назначенным исключительно для скотских, чувственных наслаждений расслабленного народа. Но это большая ошибка. Строгий порядок, ненарушимая [259] благопристойность царствуют в гареме и делают его похожим более на наши монастыри.

59) Лица, составляющие гарем. — Не должно полагать, будто в гаремах, заключающих в себе большое число, женщин, все они назначены к удовольствию владетеля. Гарем богатого человека требует большой домашней свиты и, для внутренней прислуги, многих служанок. Последние обыкновенно Негритянки, и, само собою разумеется, что одни они составляют большую часть гарема.

Сверх того, каждая из жен хозяина имеет вокруг себя род маленького двора: к ее особе приставлены невольницы, исполняются почти те же должности, какие возложены на рабов, из которых составляется дом мужчины. Таким образом у нее есть секретарша, казначейша, компаньонки, из которых одна обязана прислуживать за столом, другая смотреть за гардеробом, та за кофе, эта за трубкой, и т. д. Честь дамы требует иметь много невольниц. Когда дама выходит со двора, то ведет их за собою, выказывая тем блестящую роскошь. Так некогда Мамелюки поставляли себе в большую славу быть окруженными многочисленной и великолепной свитой — свидетельством их богатства а могущества.

Но эти самые невольницы, занимаются у жен почетные должности, имеют в свою очередь служанок; таким образом число женщин в гареме беспрестанно увеличивается. Можно сказать, что в гареме из двухсот женщин найдется гораздо болеe полутораста вовсе неизвестных хозяину дома. Нет нужды прибавлять, что гаремы из двухсот женщин весьма редки, и что только первостатейные сановники империи могут держать в своем доме такое множество женщин.

60) Гаремная жизнь. — Мусульманки нисколько не считают для себя несчастьем затворничество в гареме. Родившись, большей частью, в стенах этого самого гарема, [260] они выросли там и не знают, может ли существовать для их пола другое жилище и другой образ жизни. Гарем был свидетелем игр их детства, их первых занятий, первых радостей и первых забот. Переходы от удовольствия к скорби, от трудов к покою, точно так же составляют уток жизни в восточном гареме, как и на свободном поприще, .открытом существованию женщин на Западе. Давно уже сказано, и весьма справедливо, что привычка вторая природа: в этом смыслe, гаремная жизнь есть природа для мусульманок. Привыкши двигаться в этом кругу, они никогда не помышляют о том, чтобы переступить за него: желания их и мысли никогда не переносятся за черту этих границ, освященных временем, религией и правами. Когда, достигнув эпохи замужества, они перейдут из гарема матери в гарем супруга, то их окружают новые наслаждения, и сердце затворниц, в котором утонченное воспитание не зажгло тревожных и опасных страстей, спешит на встречу счастья, какое сулит им жизнь, открывающаяся перед ними. Попечения, оказываемые им супругами, дают им возможность достигать этого счастья. Все, что есть лучшего и богатого у мусульманина, посвящается его гарему; мусульманин любит расточать великолепие на половине жен своих, довольствуясь, между тем, сам очень скромными комнатами и позволяя себе излишество только в оружии и лошадях. Сверх того, женщины, хотя и слывущие невольницами на Востоке, пользуются там, как и в прочих странах, большим влиянием. Пружина не одного политического события скрывалась в тайнах гарема. Не один раз, назначение великого визиря, или быстрое возвышение придворного зависело от нескольких слов любимой султанши. Власть, какую имеют предпочитаемые жены над мужьями, часто приводится в действие. [261] Мусульманские дамы могут видеться между собою беспрепятственно, и при этом они взаимно прибегают друг к другу с просьбами о своих мужьях или семействах, в полной надежде на успешное представительство перед тем, от кого зависит исполнение этих просьб.

61) Рыцарские преимущества, дарованные женщинами. — Во время войны, женщины всегда уважаются; несчастному воину, который умеет скрыться в гареме, дается пощада. Прежде, такое охранительное право, дарованное женщинам в духе рыцарства, могло даже спасать жизнь преступника. Еще болеe: во времена Мамелюков, преступника, приговоренного к смерти, водили на место казни с завязанными глазами, потому что если бы он встретил на дороге гарем и увидев его, коснулся рукою одежды одной из женщин его составляющих, жизнь его была бы спасена.

62) Гости гарема. — Мусульманские дамы не принимают к себе никакого мужчины, кроме своего господина. Если иногда и позволяется врачу входить в гарем, то больную тщательно окутывают покрывалами, и евнух не отходит от нее во все время посещения врача. Но гарем открыт для всех женщин, какой бы веры они ни были; потому-то всеми тайнами этих мусульманских монастырей мы преимущественно обязаны христианкам и еврейкам. Женщины гостят иногда в гареме по нескольку дней, и во все это время сам хозяин дома почитает непременной для себя обязанностью не входить туда, как бы продолжительно ни было пребывание там посторонней женщины.

63) Занятия женщин. — Восточные женщины не получают никакого умственного образования. Мусульмане уверены, что женщина, по уму, стоит несравненно ниже мужчины. Известно, что Мухаммед, по поводу этого различия, освободил женщин от точного исполнения чисто [262] религиозных обязанностей. Многие ученые сомневались даже, есть ли у женщин душа. Вообще женщины на Востоке не умеют ни читать, ни писать; занимаются шитьем, тканьем, вышиванием, домашними мелочами и хозяйством. Досуги свои они посвящают играм и нередко призывают к себе на половину певиц и алмеев, о которых будем мы говорить в одном из следующих параграфов.

Женщины богатых классов выходят из дома только в бани, к своим родным и иногда к подругам. Путешествуют они пешком или на ослах, в сопровождении множества слуг.

Жены феллахов могут свободно ходить, куда им угодно; мужья посылают их иногда, для продажи съестных припасов, на рынок.

64) Мнения женщин о своем состоянии. — Мусульманки неоднократно слышали с удивлением, как наши европейские дамы называли их несчастными от того, что они не могут являться в общество. На это чувство сострадания отвечают колко и простодушно. Если дамы наши спросят у них, к чему им все наряды, которые прячут они, вместе с собою, от всех и каждого, то они, обыкновенно, говорят: «Для того, чтобы мы могли прилично предстать пред очи нашего господина.» Потом, они спрашивают сами: «А вы, неужели убираетесь не для мужей своих, а для других мужчин и женщин?» На замечание, что они очень жалки, потому что не могут выходить из дома и быть везде, — затворницы возражают: «Вы гораздо несчастнее нас; если нам понадобится что-нибудь купить, мы призываем купцов на дом, между тем, как вы должны идти искать их в лавкак», и проч.

65) Употребление бань. — Мусульманки часто ходят в бани. Паровые бани служат для них сборными [263] местами, где они рассказывают друг другу о событиях своей домашней жизни, говорят обо всем, что до них касается, нередко завязывают политические интриги и устраивают браки.

66) Случай, рассказанный Наполеоном. — Наполеон в "Записках" своих говорит о небольшом заговоре, устроенном в публичных банях, заговоре, который я с удовольствием привожу себе на память, как доказательство того, как пребывание этого великого человека в Египте взволновало все чувства, расшевелило все умы, даже умы женщин, и, по-видимому, должно было начать на Востоке для всех новый порядок вещей. «Генерал Мену, женившись на одной женщине из Розетты, обращался с ней по-французски: он подавал ей руку, когда нужно было идти в столовую, предоставлял ей лучшее место за столом, лучшие куски кушанья, и проч.; если она роняла платок, он спешил поднять его. Когда жена Мену рассказала об этих обстоятельствах в розеттской бане, прочие женщины вздумали произвести перемену в нравах и подписали просьбу к султану Кебиру, требуя, чтобы мужья их обходились с ними точно также».

67) Характер женщин. — Воспитание, получаемое Египтянками, приучает их к покорности и повиновению. Не имея никаких сношений с мужчинами, они редко могут заводить любовные интриги, и честь мужей в большей безопасности на Востоке, нежели в Европе. Надобно, впрочем, признаться, что, будучи принуждены представлять мужьям и родителям неоспоримые доказательства своей девственности и, следовательно, оставаться добродетельными до самого дня брака, Египтянки становятся менее робкими по выходе замуж. На Востоке, честность женщин никогда не опирается на прочных правилах нравственности: их удерживает одна боязнь, а не уважение к самим себе. Потому-то мужья держат [264] их под строгим присмотром, зная, что супружеская честь зависит от степени их бдительности и благоразумия принятых ими мер.

Египтянки очень склонны к сладострастию. Неудивительно, что, будучи воспитаны в привычке к беспечности, они изнежены и ленивы. Главная цель их жизни — нравиться мужу. Некоторые занимаются и хозяйством; но, на Востоке, править домом гораздо легче, нежели в Европе.

Никогда не слыхано в Египте, чтобы замужняя женщина жила в связи с другим мужчиной.

68) Публичные женщины. — Подобно религиям христианской и еврейской, исламизм строго осудил публичный разврат. В Турции этот разврат редок. Но Египет, отличающейся от прочих частей Востока множеством особенностей и, преимущественно, чрезвычайным растлением нравов, более, нежели допустил существование публичных женщин. Эти несчастные, которых было здесь необыкновенно много, составляли, еще несколько лет назад, особенное сословие, имевшее свои постановления, своих начальников, и ежегодно вносившее в казну весьма значительную сумму. Правительство добровольно отказалось от этой отрасли доходов. Оно уничтожило публичный разврат. Правда, и теперь еще есть много публичных женщин, но они не отправляют своего ремесла явно. Mеpa, имевшая нравственную цель, произвела, однако, плачевные следствия, усилив порок, который еще постыднее и отвратительнее обыкновенного распутства......— Я не отвергаю мысли, что внимательное рассмотрение столь горестного результата может побудить правительство снова смотреть сквозь пальцы на публичный разврат.

Мне кажется, что эта общественная рана растравляется в Египте злоупотреблением развода еще более, нежели сладострастным темпераментом египтянок. Публичные [265] женщины, большей частью, суть жены, разведенные с мужьями: им наскучило рабство супружеской жизни, или, не успев выйти снова замужъ, они не имели другого средства к существованию, кроме разврата.

69) Евнухи. — Здесь, конечно, приличнее всего упомянуть о жалких аргусах гаремов, о евнухах. Из мужчин они одни имеют право входить в комнаты женщин, которых добродетель вверена их попечению. Часто они пользуются, в одно время, доверием господина и его жен, обманывая, разумеется, и того, и других.

Отвратительные обычай иметь евнухов восходит ко временам самой глубокой древности. Изобретение этого ужасного скопления приписывают полубаснословной царице Семирамиде. В древности, все азиатские монархи пользовались завещанием, которое эта государыня оставила их мрачной и ревнивой любви.

Греки Восточной Империи сохранили у себя обычай иметь евнухов. Один из этих несчастных, евнух Нарцес, был, после Велисария, лучшим из их полководцев и поправил, на несколько времени, дела их в Италии.

Хотя закон исламизма осуждает подобное уродование, однако мусульмане преступают его; можно почти думать, что этот варварский обычай неразлучный спутник многоженству.

В Европейской и Азиатской Турции, одни вельможи пользуются правом иметь при себе евнухов. В Африке, и особенно в Египте, их, напротив того, множество, вероятно, оттого, что там гораздо легче доставать их.

70) Места, где делают евнухами. — Отвратительное это действие производится ныне исключительно в Египте, который поставляет евнухов для всех гаремов. Этот промысел превратился в настоящую торговлю, которую дороговизна несчастных, подвергающихся [266] отвратительному уродованию, делает довольно прибыльной.

Сиут и Джирджех — единственные города, где оно производится. Поверят ли, исполнителями этого низкого дела бывают — Копты? Эти люди осуждаются общим мнением, даже в тех самых местах, где они отправляют ремесло свое, в оскорбление прав человечества.

Деревня Зави-элъ-Дир близ Сиута, — резиденция кастраторов. Здесь, из рук их выходит ежегодно триста евнухов. Жертвами бывают молодые Негры, от шести до десяти лет, привозимые караванами из Дарфура, или Сеннаара. За них платят, обыкновенно, смотря по их качествам и крепости телосложения, от тысячи пятисот до трех тысяч пиастров (от 325 до 750 фр.).

71) Скопление. — Уродование это производится обыкновенно осенью, потому что это время года почитается для него самым благоприятным. Исполнители, или, лучше, палачи, не ограничиваются, как вообще полагают, одной операцией коновалов: они обрезывают бритвой все, что может быть обрезано. Потом, на происшедшую от того рану льют кипящее масло, и вставляют в нее трубочку. Далее, рану посыпают порошком геннеха и наконец зарывают пациента в землю, где остается он в этом положении целые сутки. Вынув его оттуда, мучители прикладывают ему к ране мазь, составленную из глины и масла.

72) Почести, оказываемые евнухам. — Четвертая часть детей, подвергающихся скоплению, не переживает этих мук; те же, которые остаются в живых, осуждены на существование слабое и болезненное. Нельзя, однако, сказать, чтобы мусульмане не оказывали им большего уважения. В Константинополе, например, начальник евнухов — одно из важнейших лиц при дворе. В царствование Махмуда, один евнух, возведенный в достоинство паши, командовал войсками Порты. Но никакие отличия, [267] никакие почести не заменят, для этих существ, потери достоинства человека, имеющей самое невыгодное влияние и на их нравственный характер.

73) Характер евнухов. — Евнуха можно узнать по его внешнему виду: он без бороды, тучен; голос имеет женский. Евнух горд, но в гордости его есть что-то мрачное. Он зол, недоверчив, вспыльчив, и пороки его суть следствие сознания собственного уничижения. Евнух обыкновенно набожен: в строгих обрядах религии он ищет награждения за чувство своего физического ничтожества. Есть евнухи, которые любят быть в обществе женщин, и даже иногда женятся.

74) Уничтожение евнухов. — Можно утвердительно сказать, что если когда-нибудь существовали преступления, в которых было виновно целоe общество, то ни одно из них не в силах превзойти преступления, создавшего и распространившего обычай держать евнухов. В наше время, на невольничество делали нападение не только философы, но и правительства, и Европа быстро приближается к эпохе его конечного искоренения. Но обычай холостить евнухов есть двойное оскорбление, нанесенное природе, нарушение ее физических и вместе нравственных законов. Со всем тем, я не знаю, пытались ли что-нибудь сделать для уничтожения этого гнусного обычая европейские нации, занимающие первое место на степенях новейшей цивилизации и старавшиеся соединенными силами прекратить торговлю Неграми. Посредничество Европы в этом деле могло бы принести Оттоманской Империи величайшую пользу и заслужить признательность всего человечества, подкрепив и ободрив Восток на пути к цивилизации. Тогда, одним из самых похвальных преобразований было бы бесспорно уничтожение евнухов. Для чести Европы я желал бы, чтобы правительства вошли по этому предмету в сношение с султаном и [268] Мехмедом-Али. Я уверен, что для этого им стоит только изъявить свое филантропическое желание, и оно тотчас же будет выполнено. Мехмед-Али, известный своею внимательностью к добрым и полезным советам, поспешит, без сомнения, внять увещаниям их, и вскоре Египет перестанет быть позорищем обряда, на который не может смотреть равнодушно век наш.

БРАК, МНОГОЖЕНСТВО, РАЗВОД.

Брак. — Многоженство в Египте. — Развод. — Причины многоженства и развода на Востоке. — Их следствия.

75) Брак. — В стране, где многоженство и развод укоренились до такой степени, брак не может пользоваться уважением и почитаться, как у нас, где он содержит в себе зародыши будущей судьбы мужчины и женщины, важнейшим актом жизни. На Востоке, любовь не предшествует соединению супругов. Законы гарема не позволяют мужчине даже видеть ту женщину, которая ему назначена. Нередко, родители устраивают брак в то время,, когда жених и невеста еще дети, и последние, по достижении взрослых лет, должны беспрекословно повиноваться их воле. Поэтому, за свадьбою, чаще всего, следует взаимное несогласие, заглаживаемое скорым и легким разводом. Неудобство такого нелепого способа заключать браки устранено теперь в некотором. отношении. Родители стали не так строги, и, хотя до сих пор они не позволяют молодому человеку ни говорить, ни видеться с девушкой, однако более уже обращают внимание на сходство или несходство их лет, на их нравственный и физический характер. Перед браком, мать и ближайшие родственницы жениха посещают га-рем его невесты и могут, таким образом, сами [269] удостоверяться в красоте или безобразии ее, в ее достоинствах или недостатках.

На Востоке, жены никогда не приносят с собою приданого мужьям; напротив, мужья должны определить им вдовью сумму (махр). У людей зажиточных, сумма эта простирается обыкновенно до десяти мешков (более тысячи двухсот франков). Вдовы и разведенные жены получают меньше (Все обряды, относящиеся к браку, описаны в одном из следующих параграфов),

76) Многоженство в Египте. — Мы видели, что мусульманский закон позволяет мужчине иметь четырех жен и неограниченное число наложниц, то есть, что он, иными словами, допускает многоженство; но тот очень ошибется, кто подумает, что все жители Востока вполне пользуются этою свободою, предоставленною им религией. У Египтян, большей частью, по одной жене. Иначе и быть не может, если число женщин не превышает, в значительной степени, числа мужчин, — а в Египте, женское народонаселение едва ли не равняется мужскому. Сверх того, содержание большего гарема требует огромных издержек и доступно только богачам: вот почему многоженство встречается только в высших кругах общества. Человек низшего класса имеет иногда двух или многих жен, из которых каждая сама вырабатывает себе на содержание. Относительно же среднего сословия, можно смело поручиться, что в Египте из двадцати человек только один пользуется правом многоженства.

77) Развод. — Обычай, имеющий большое сходство с многоженством и доводимый даже до соблазна, есть развод. Многоженство позволяет иметь за один раз неограниченное число жен; развод позволяет владеть многими женами, одной после другой. Между многоженством [270] и разводом нет другого отличия, кроме черты, отделяющей одновременность наслаждений от их последовательности. В сущности, развод и многоженство одно и то же. Происходя от одинаковых причин, они должны производить и одинаковые следствия.

Я сказал уже, что в Египте можно встретить Арабов, которые разводились с женами пятьдесят раз в жизни: это исключение; но таких, которые прибегали к разводу десять, двенадцать, двадцать раз, — много. Турки питают более уважения к брачным узам: у них, многоженство в весьма малом употреблении, а потому и разводы очень редки.

78) Причины многоженства и развода на Востоке. — В восточных странах, отношения мужчины к женщине носили на себе, во все времена, особый отпечаток, прямо противоположный тому, какой представляли они в Европе. Противоположность эта была предметом глубоких размышлений философов, публицистов и физиологов.

На Западе, все народы, — Греки и Галлы, Германцы и Римляне, соблюдали единобрачие; в Азии, у всех, начиная с Персов до Турков, позволено было мужчине иметь многих жен.

Христианская вера, давшая европейской цивилизации то великое направление, которого удивительные результаты мы видим ныне, проповедовала целомудрие нравов, единство и неразрывность брака. Весь Запад внял ее голосу и исполнил ее веления. Учение Мухаммеда, напротив, дозволило многоженство, допустило нравственное унижение женщины, — и ему посчастливилось. Большая часть Азии, не покорившаяся учению апостольскому, собралась вокруг знамени Пророка.

Но отношения между мужчиной и женщиной, если смотреть на них с общественной точки зрения, имеют основную важность, неизмеримое влияние на семейство и, следовательно, на целое общество. И было бы в высшей [271] степени любопытно открыть причины, заставляющие их изменяться по широтам и полушариям.

Главная причина многоженства, кажется, исключительно физическая. Монтескье заметил, что в жарких странах между обоими полами существует естественная неравность. «Женщины» говорит он «мужают там в восемь, девять и десять лет. Таким образом, детство и супружество идут почти всегда об руку. В двадцать лет, эти женщины стареют. Итак, рассудок никогда не сходится у них с красотою. Когда красота требует власти, рассудок ей в том отказывает; когда рассудок мог бы получить эту власть — красота уже не существует. Женщины должны находиться в зависимости, потому что рассудок не может в старости доставить им власть, в которой им отказала красота в самой молодости. По этому очень натурально, что человек, не удерживаемый запретом религии, оставляет жену, чтобы взять себе другую, и таким образом вводится многоженство».

Знаменитый мыслитель изложил, как мне кажется, с обычною ему проницательностью, настоящую причину многоженства, частого повторения развода на Востоке, и уничижения, в каком находятся там женщины в отношении к мужчинам.

79) Следствия многоженства. — Но эта причина, столь материальная в начале своем, имела обширнейшие нравственные и политические следствия. Ей то надобно приписать унизительное состояние, в котором, в течение многих тысяч лет, прозябают восточные народы. Многоженство окаменило их в этой бесчувственной неподвижности, несомненном признаке дряхлости народа; многоженство повергало их к ногам всех западных завоевателей, пытавшихся покорить их; наконец, многоженство же устремляет на них политические виды [272] Европы, под влиянием которой единственно они могут ожить и подняться из их теперешнего уничижения.

Пагубные следствия многоженства красноречиво представлены, в беглой и очерченной широкими чертами картине, знаменитым другом моим, профессором Лалльманом. Я думаю, что читатели позволять мне привести здесь некоторые из его энергических выражений (Des pertes seminales involontaires, стр. 635—39).

«От самой глубокой древности, Восток и Запад стоят друг против друга. Сначала, война троянская, в следствие похищения Елены одним из слабодушных сынов Приама; потом, удар в противоположном смысле, нанесенный вторжением Персов; далее, опять, мщение со стороны Греции, отступление десяти тысяч, поход Александра; наконец, когда рушилась эта сила, является могущество Рима, распространяющего завоевания свои в Африке и Азии...

«Среди таких возобновляющихся борений, характеристическое явление господствует над всеми прочими. Повсюду видна горсть свободных людей, опрокидываемая тучами рабов, предводимых женоподобными деспотами.

«Эти отличительные признаки, засвидетельствованные всеми древними писателями, неизменно сохранились до наших времен.

«Чему можно приписать столь упорное сопротивление? Происхождению? Но Турки, Египтяне, Персы и проч., — так же, как и мы, поколения кавказского Климата? Но Англичане сохраняют среди Индусов свою душевную силу, свою деятельность, свое постоянство, и этому одному можно приписать удивительные успехи их исполинских завоеваний. Или, быть может, постановлениям политическим и религиозным? Но эти постановления — дело ума человеческого. Притом же, с той и с другой стороны, формы правления и религия изменялись, не [273] производя никакой перемены в двух первообразных типах.

«Одно с обеих сторон осталось неизменным: это брак. По всему Востоку многоженство искони было принято; все западные Народы, напротив, оказывали постоянную привязанность к единобрачию.

«Обратите внимание на нравственное и физическое расслабление, произведенное любострастным развратом, — и вы тотчас увидите различия, какие должны происходить от установлений, столь противоположных одно другому, в существовании двух народов. Знаю, этот разврат в у нас не редкость; но очевидно, что пресыщение должно скоро положить ему конец; что оно еще более заставит искать в супружеских отношениях наслаждений нравственных и духовных.

«У жителей Востока, разнообразие возжигает угасшие желания, пробуждает oнемевшие чувства; для них все заключено в удовольствиях физических. Встретив Европейца, они смотрят на него, как на врача, и не забывают попросить у него секрета умножать и продолжать наслаждения. Важнейшая торговля их москотильщиков состоит в продаже опиатов, пастил и разных афродитических составов: продажа этих вещей производится публично; цель товаров известна. Все это очень естественно Для народа, преобладаемого эротическими мыслями.

"Конечно, надобно быть богатым, чтобы иметь многочисленный гарем; конечно, суммы, награбленные вельможами, едва могут быть достаточны для поддержания обветшалого сераля; — но все зависит от высших слоев общества: народ подражает им, сколько может.

"Притом, везде, где идет дело об охранении женщин, необходимы евнухи. Осторожность возрастает вместе с причинами к недоверию, и кастратство доходит до последних утонченностей самой варварской ревности. Конечно, невольничество гнусно, но оно ничего не [274] значит в сравнении с этим подлым покушением на права человечества. Невольник, как бы унижен ни был, может еще сделаться героем; как бы ни было бедственно положение невольника, евнух еще должен завидовать ему.

«Но это не все. Опасная бесполезная власть, вручаемая богатством над таким числом женщин, необходимо вовлекает в крайнюю бедность остальную часть общества, по той же причине, по которой роскошь и расточительность дворов покупаются на вес общественной бедности. Поэтому, во всех землях Востока, так укоренился противоприродный грех и показывается открыто без всякого стыда. Какая нравственная сила может остаться у людей, погрузившихся в подобные нечистоты? «Наконец, женщина, составляя для восточного человека предмет торговли, может казаться ему только существом презренным, нечистым, несравненно ниже его; это товар, от которого он требует свежести, приятных форм, нисколько не думая об уме, о нравственных качествах, о добродетели. Сверх того, уничижение, производимое привычкою к рабству, приносит и в женщине свои смертоносные плоды.

«В подобных руках, какое нравственное воспитание может получить ребенок? Какое уважение сохранит он к своей матери, видя, как, с одобрения отца его, ее поносит и бьет последний из евнухов? Какая может быть дружба между братьями, рожденными от жен, ненавидящих одна другую? Без семейных добродетелей, что выйдет из всех прочих?

«Таким образом, многоженство не только прямо действует на сластолюбивых владельцев гаремов и сералей, но и распространяет вредное влияние свое на все прочее народонаселение. Кто от любострастного разврата лишился только физических сил, тот может считать [275] себя выше всего, что его окружает. В руки его достаются л власть и влияние; он один имеет еще более деятельности и силы, он один может придать некоторую жизнь восточному обществу. Довольно заняться им одним, чтобы получить понятие о всех других.

"Таков Восток", и проч.

Невозможно с большею точностью представить печальные следствия многоженства. Но обычай, теряющий происхождение свое в преданиях самой глубокой древности, благоприятствуемый климатом, утвержденный религией, нельзя ничем искоренить. Одно влияние наших идей, распространяясь по Азии и возвышая достоинство народов ее, может на него подействовать.

ДЕТИ

Попечение о детях. — Их воспитание.

80) Попечение о детях. — Главную цель супружества в Египте составляют дети, и потому рождение ребенка производит большую радость в семействе. Бесплодие служит для женщины как бы проклятием небес: она становится предметом самых горьких упреков, какие может только изобрести муж ее. Уважение, каким пользуется замужняя женщина, соответствует ее плодородию. Общественное мнение осуждает мужа, который разводится с женою, родившею ему ребенка, особливо, если этот ребенок еще жив.

Если бы в Египте, как и везде, материнская любовь не была чистейшим и священнейшим чувством, какое природа вложила в сердце женщины, то ее подкрепляла бы там собственная польза. Египтянки оказывают своим детям необыкновенную нежность, снисходительность и внимание; они сами кормят их грудью. Мухаммеданский закон запрещает отнимать ребенка от груди ранее [276] двухлетнего возраста, если не будет на это воли мужа. Вообще, мужья позволяют своим женам кормить ребенка только в течение полутора года. Заповедь пророка, в этом отношении, имела, кажется мне, высокую цель. В стране, где множество детей подвергается кишечным болезням, молоко матери служит конечно лучшей пищей, какую можно давать им.

Если здоровье не позволяет матери самой кормить ребенка, она берет кормилицу. Невольница, исполняющая эту обязанность, входит, некоторым образом, в состав семейства; она приобретает вечное право на уважение питомцев своих и на признательность их родителей.

В первые годы возраста, дети не приносят больших забот своим матерям и кормилицам. Они кричат очень мало, растут свободно, не зная наших пеленок и начинают ходить по полугоду.

От двухлетнего до восьмилетнего возраста, дети бывают сухи, худы, и имеют очень большое брюхо, что, вероятно, происходит от дурной пищи. Ничто не обнаруживает в них прекрасного арабского типа, который отличает их в то время, когда они достигнут юности. Дети высших классов одеты вообще очень дурно. Матери, выходя с ними из дома, не оставляют на них ничего, что могло бы внушить мысль о богатстве, и думают предохранить их тем от дурного глаза. Бедные водят детей своих совсем нагими. В поле и на улицах, нередко видишь женщину, несущую голого ребенка за плечами.

81) Воспитание детей. — В среднем и высшем классах, дети, до семилетнего возраста, воспитываются в гареме. Первое воспитание имеет всегда большое влияние, на человека. Очевидно, что воспитание, получаемое таким образом мусульманами исключительно в обществе женщин, должно оставлять по себе глубокие следы во всю жизнь их. Нравы детей становятся в гареме очень [277] тихими. Споры не одушевляют их игр; резвость и шалость неизвестны им. С возраста самого нежного, их приучают к спокойствию и степенности. В богатых семействах, их посвящают в таинства мусульманского этикета, в часто удивляешься, находя, в приемах пятилетнего или шестилетнего ребенка ловкость и развязность взрослого человека, даже вельможи.

Обрезание совершается над ребенком в шестилетнем возрасте, иногда позже, иногда ранее. Около того же времени начинают учить детей чтению Корана и списыванию из него стихов. В восемь или девять лет, дети выходят из гарема, в если принадлежат к богатым семействам, то родители берут для них учителя. Отец наставляет своих детей в обрядах веры, учит их совершать омовения, читать молитвы. Пророк повелел детям читать молитвы с семилетнего возраста и предписал отцам бить сыновей, которые, будучи десяти лет, не станут исполнять этой обязанности. Лишь только исполнится Арабу двенадцать лет, как ему дают военную или гражданскую должность, которую он и отправляет сперва под надзором своего наставника.

В низших классах, дети, достигшие семилетнего возраста, отдаются в публичные школы, учрежденные при мечетях. Выучившись там читать, они избирают для себя какое-нибудь ремесло. Семилетний или восьмилетний ребенок бывает уже деятельным помощником отцу в работе. В деревнях он гоняет быков к сакиэ. Предназначенные к званию улемов начинают это поприще на десятом, или на одиннадцатом году своей жизни. Словом, дети в Египте растут очень скоро и недолго требуют для себя попечений от родителей.

Конец первой части.

(пер. ??)
Текст воспроизведен по изданию: Египет в прежнем и нынешнем своем состоянии. Сочинение А. Б. Клота-Бэя. Часть первая. СПб. 1843