Взгляд на историю и политическое состояние Алжира.

Намерение, предпринять поход против Алжира и завести в северной Африке военно-торговое поселение - ничуть не ново. Из Мемории, состоявшейся в 1666 году, видно, что [99] Лудовик XIV имел виды на прибрежную Африку, и в ближайшие к нам времена, как известно, Наполеон, коего замыслы были еще обширнее, тщательно обдумывал план, о коем Лудовик XIV имел только темное понятие. На одного из наших знаменитейших Генералов, впоследствии занявшего место в числе красноречивейших защитников нового порядка во Франции, было возложено Главою Империи исполнение касательно высадки дессантных войск в Африку. В Мемории, где все трудности, неразлучные с исполнением такого предприятия, были предусмотрены и строго обдуманы, положено было принять за пункт выступления в походе Алгезиру; ето значило идти по следам Гензерика, идти на завоевание Африки, избравши путь, проложенный некогда Аннибалом, когда он устремился на материк Европы, с намерением чрез Испанию, Галлию и Италию проникнуть до Рима. Нет сомнения, что ето предприятие было в виду у Наполеона и тогда, как войска его овладели Испаниею. Полковник Бушень по особенному поручению со всею тщательностию обозревал берега [100] Африки, и вся нынешняя експедиция, высадка и аттака совершены по плану и сообразно наблюдениям сего отличного офицера.

Еще не в давние времена, именно во время министерства Дюка Ришелье, некоторая держава вызывала к подобной експедиции, и, в случае завоевания каких нибудь владений Оттоманской империи, предлагала нам Морею.

Но чего не могли сделать ни Лудовик XIV, ни Наполеон, ни выгодное доброжелательство Кабинета оной державы; то случилось от причин, от коих всего менее ожидать того надлежало: безрассудство и ошибки Виллелева министерства привели в исполнение план сей. Уже в последнее министерство, которому от Виллеля досталось горестное наследие войны с Деем и обременительной блокады, когда исчезли последние средства производить торговлю, положено непременно нанесть решительный дура: намерения и первые приготовления к военным действиям относятся к сему времени. Генерал Деко и Гид де-Невиль исчислили количество войск сухопутных и морских, кои надлежало употребить [101] на то, равно как и сумму издержек, кои должны были пасть на департаменты министров, введенные их попечениям. Внезапный конец сего управления остановил исполнение сих намерений; на несколько времени они были забыты; министерство 8 Августа не прежде решилось привести в исполнение сие предприятие, как 7 Февраля текущего года, и его распоряжение 8 числа того же месяца увенчалось успехом. Каков ни был сей успех, упомянутое министерство напрасно будет утешать себя мыслию, что кто нибудь может обмануться в истине побудительных причин, заставивших его отважиться на столь опасное предприятие.

Не боясь показаться против сего министерства несправедливым, можно положить, что у него не были в виду ни обиды, нанесенные Франции, и наказание Дея, ни стесненность нашей торговли, ни прекращение морских разбоев; а о желании основать значительную колонию на берегах Африки - и говорить нечего: такие планы слишком высоки для него и такая дальновидность не по его [102] соображениям. Его воинские предприятия произошли проще, именно от стесненных обстоятельств во внутреннем его положении. Отвергнутое общим мнением, не надеясь получить первенства в избирательной Палате, оно вздумало сделать некоторого рода диверсию тем нападениям, коих само было предметом, и приласкаться к народу, открыть поле битвы для армии, нетерпеливо жаждущей окуриться бранным дымом. Не осмеливаясь равно испрашивать у Палаты доверенности, к которой ему, быть может, было бы отказано, оно приняло на свою ответственность и бедствия, очень естественно предполагаемые в таком опасном предприятии, и неправильные издержки, потому что они не были одобрены.

Победа, надобно признаться, есть красноречивый оратор, особенно когда вместе с завоеванием вознаграждены военные убытки. Струны бранной чести и славы национальной всегда звучат в сердцах Французов. При всем том, если правда, что счастливые следствия еще не доказательство благоразумного предприятия, то не меньше и то истинно, что [103] следствия часто заставляют забывать безрассудность соображений самых неверных.

Нетерпеливое рвение наших воинов, неустрашимость моряков наших, опытность и искусство вождя, победили все трудности, и лучше, может быть, чем в следствие самой благоразумной предусмотрительности. Увидев рассеяние своих полчищ силою наших воинов, разрушение крепостей и ограждений от огня сухопутной нашей артиллерии и морских батарей, Алжир продал себя во власть нашу. Теперь остается тайною будущая судьба сего царства: заменит ли в нем Франция владычество Турков своим, или, довольствуясь славною местию за нанесенные ей обиды, тотчас оставит приобретенную ею землю, взяв в вознаграждение военных убытков одни свои трофеи.

По правам, даруемым победой, Франция может неоспоримо присвоить себе страну, покоренную своим оружием. По крайней мере ни одно правительство в Европе не имело бы в таком случае права потребовать отчета в сем [104] усвоении, не могло бы сказать, что оно сделано по праву сильного. Англия не более сего может представить в оправдание причин, по коим владеет она Гибралтаром и имеет многочисленные поселения на Средиземном море; не в силу ли также сего права недавно предписаны условия в Адрианопольском трактате?

Сколько других еще обстоятельств, кои могут оправдать и сделать законным сие новое приобретение, сделанное Королем Франции! Он не за свою только обиду отмстил начальнику грабителей, нет! он внял жалобам целого света на морские разбойничества. Враги, коих наказал он, осуждены на изгнание от народов Европейских; его право есть не только право победителя над побежденным, нет! ето - право образованности над варварством, право справедливости над зверскою силой, которая перестала быть тем, что была прежде.

Но в следствие размышлений еще важнейших, нежели все другие, сие право становится обязаностию, и на Франции лежит священный долг исполнить в сем случае все, что внушают ей чувство [105] собственного достоинства, выгоды ее торговли и морского ее устройства. Оставаясь властительницею Алжира и его областей, заменив в них действие силы дикой и зверской благодетельным правлением, она исполнит свою обязанность в отношении к Европе и даже в отношении к тем племенам, коих покорила, или, лучше сказать, коих избавила от бремени самого ненавистного ига. Несколько исторических сближений, несколько замечаний на политическое состояние правительства, прежде чем пало оно пред силою нашего оружия, достаточно для устранения в сем случае всех сомнений.

Алжир был управляем шестнадцатью тысячами Турков, почти так же как Египет Мамелюками до прибытия туда Наполеона. Подобно Мамелюкам сии шестнадцать тысяч чужеземцев набирались в Турции.

Таким обраом две господствовавшие власти в Африке, кои, чрез тридцать лет, одна за другою, пали к стопам наших воинов, были составлены из одних и тех же стихий, сходствуя также в образе [106] своего действования, в силе, с какой угнетали железным ярмом своим порабощенные им народы, он равно были притеснительны, до зверства невежественны и жестоки; но здесь предел, за коим исчезает всякое сходство. Обстоятельствам, способствовавшим восстановлению в Египте владычества Оттоманов, теперь нет более места.

Когда силы Англии принудили Генерала Мену возвратиться во Францию с победоносными остатками нашей армии; в то время Турецкая армия свирепствовала в Египте и вспомоществовала намерениям Англичан. Великий Визирь и Капитан-Паша, властелины государства, умертвили во время праздника на Турецкой ескадре предводителей Мамелюков, кои продолжали вести войну на пределах Нубии и Ливии, и спустились на Нил в след за Французскими войсками, дабы соединиться с Турецким оружием. Султан, при помощи Англо-Турецкой армии, возвращенный снова в Египет, вверил управление оным Паше - тому самому, который правит им и по ныне, и который, не смотря на видимые старания о независимости, [107] показал в продолжение войны, недавно окончившейся, непоколебимую верность к высокой Порте. Турция имела тогда армии, многочисленные ескажды; но битвы Наваринская, Балканския истребили те и другие. При зависимости от врагов, при невозможности подавлять мятежи, волнующие недра ее и даже защищать свою столицу. Порта не может и помыслить об удержании за собой Алжира.

И так владетелям Алжира отнюдь нечего бояться ни Султана, ни Великого Визиря и Капитан-Паши; но нечего также и ожидать от них. Не более того они могут надеяться и на самих себя. Из шестнадцати тысяч Турков, правивших Алжиром, шесть тысяч погибли в сражениях, предшествовавших сдаче города. Старики, слабые, числом около трех тысяч, уменьшили Турецкую милицию, оставшуюся в правлении, почти до семи тысяч. Быв обязана стоять на страже границ от Орана до Каля, защищать земледельцев от племен кочующих, содержать полицию, обирать налоги, производить суд, одним словом, управлять, отселе она не в [108] силах исполнять столько обязанностей: ее политическое существование окончилось с ее властию в столице.

Как бы то ни было, но все надлежит дать какое нибудь правительство сей обширной протяженности земли, в коей заключается Алжирское государство. Племена кочующие не только не могут быть какою-либо основою порядка и могущества; напротив между ними вечный зародыш возмущений, войн и разбоев, и их-то надлежит укротить. Народонаселение земледельческое слабо против них и имеет нужду в покровительстве. Природные жители сей части Африки не в силах восстановить правительства. Для собственной их выгоды, так же как и для успехов гражданственности, их участь, их судьба должны быть вверены могущественной нации, и Франция есть именно та Держава, которая может гораздо лучше обеспечить их счастие; она, одна она теперь в праве загладить сей недостаток.

Целая Европа, не исключая самой Англии, желает, чтобы северная Африка вышла из состояния варварства, в [109] котором столько веков находится. Выгоды мореплавания и торговля Великобритании нимало не могут потерпеть от Французского поселения в Алжире. Для нее, повелительницы Гибралтара, Мальты, Семи островов, для державы, обладающей флотом, опытнее и многочисленнее коего не может представить вся Европа даже в соединении с Новым светом, для такой, говорю, державы нет ничего опасного, и народы теперь ясно познали, что их счастие увеличивается по мере умножения богатства и возвышения гражданственности их соседей. Старые вражды, страсть зависти должны умолкнуть пред убеждениями ума и высокою целью человечества, и мы с удовольствием видим, что в сем случае общее мнение Англичан говорит в пользу Франции касательно завоевания, плодами коего могут воспользоваться все Европейские нации.

С Фран. В. Прахов.